Девочка и олень - [6]
Глава III. Открытие слета
Репродуктор в квартире Рощиных висел на кухне. Отец и мать сидели за чистеньким столом и слушали открытие слета. Тут же лежала «Пионерская правда». На первой полосе одним галстуком были повязаны сразу все делегаты и гости III Всесоюзного слета пионеров. Они весело выглядывали из галстука, как из рамы.
А из репродуктора неслась частая дробь барабанов, перемежающаяся с торжественными сигналами горнов. Над стадионом взлетели сотни ракет и рассыпались в репродукторе праздничным треском. Комментатор восторженно описывал зрелище фейерверка, соперничающего с солнцем.
— И Гагарин там, слышишь? — сказал Николай Николаевич.
— Тише, Коля, — попросила жена.
Гагарин сидел на центральной трибуне среди именитых гостей из Москвы. Он был не в своей обычной форме, а в белой рубашке с отложным воротничком и в красном галстуке. И поэтому, пока он сидел с серьезным лицом, Надя его не замечала. А тут он встал и улыбнулся широко и радостно, как на фотографиях, и по этой улыбке Надя его сразу узнала. Она зааплодировала, но не услышала своих аплодисментов, потому что стадион в едином порыве поднялся, и над белыми пилотками ребят заплескались руки, словно огромная стая голубей, стремящаяся взмыть в небо вслед за ракетами.
До приезда в Артек Надя думала, что попадет в такой же пионерский лагерь, как и другие, только чуточку побольше. Она собиралась увидеть пять, шесть, ну, десять спальных корпусов, столовую, площадки для игр. А оказалось, что Артек — это город, состоящий из многих лагерей, что в этом городе есть свой Дворец пионеров, причал для кораблей, киностудия, стадион, верхняя и нижняя дорога с рейсовыми автобусами.
На зеленое футбольное поле выбежала акробатическая группа из Морского лагеря. Они быстро выстроили трехъярусную пирамиду. И Надя увидела, как по спинам и по плечам на самый верх вскарабкалась негритянка. Волосы у нее были заплетены во множество косичек, которые прямыми лучами отходили в разные стороны.
— Девочка-солнце! Девочка-солнце! — пробежал шумок по рядам.
В одной руке девочка держала жезл, похожий на булаву, в другой — кусок стекла, несколько раз ослепительно сверкнувший в ее ладони, пока она карабкалась по пирамиде. Негритянка подняла над головой огромное увеличительное стекло, поймала в него лучи солнца, сфокусировала их в одной точке, и набалдашник булавы задымился и вспыхнул. Жезл превратился в факел, подожженный от самого солнца. Пирамида распалась, и девочка побежала по полю, а потом по беговой дорожке вокруг стадиона, высоко поднимая факел над головой. Ее косички-лучи с маленькими красными бантиками на концах весело подпрыгивали.
Из репродукторов, установленных на стадионе, в квартире Рощиных и по всей стране, летели слова обращения:
ПИОНЕР! ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ В ЭТОТ ДЕНЬ:
В ПОХОДЕ, НА КОЛХОЗНОМ ПОЛЕ,
ВО ДВОРЕ ИЛИ В ЛАГЕРЕ, —
АРТЕКОВСКИЕ ГОРНЫ ПОЮТ И ДЛЯ ТЕБЯ!
Подхваченная новым порывом, поднявшим стадион, Надя аплодировала девочке-солнцу. Аплодировала вместе с Гагариным, который стоял на противоположной трибуне и тоже радовался красивому зрелищу, синему небу, зеленому полю стадиона.
— Молоток негритоска, да? Во причесочка — закачаешься! — крикнула Оля, близко наклонившись к лицу подруги.
Глаза ее сияли. Надя восторженно кивнула. Она переживала уже знакомое чувство. Первый раз это было на Красной площади, когда ее принимали в пионеры.
Праздник шумно катился от одного события к другому. И вдруг Надя услышала из репродуктора свою фамилию. Старшая пионервожатая, вышедшая к микрофону, установленному у кромки зеленого поля, громко и медленно выкрикивала слова:
— Совет!.. Дружины!.. Артека!.. Рекомендует!.. На пост!.. Президента!.. Юных!.. Друзей!.. Искусства!.. Художницу!.. Надю!.. Рощину!..
Трибуны уходили вверх, а Надя сбегала по ступенькам вниз, провожаемая аплодисментами, которые накатывались на ее плечи, как прибой.
Запыхавшаяся Надя стала рядом с пионервожатой.
— Дружины, встать! Смирно! Флаг юных друзей искусства внести!
Ударили барабаны, вскинулись к небу серебряные трупы. Металл горнов плавился в ослепительной игре солнца, и выковывалась музыка, пронзительная и сладкая. Два мальчика и две девочки несли за четыре конца розовое полотнище с эмблемой клуба. Оно плескалось, надуваемое снизу ветром, а ребята, медленно чеканя шаг, приближались к флагштоку.
— Равнение на флаг!
Флаг медленно поплыл из рук ребят вверх. И все, кто был на стадионе, следили за ним, запрокидывая головы, пока полотнище не достигло самой высокой точки. И вот уже флаг затрепетал на солнце. Надя была в восторге от этого артековского ритуала. Это было единственное место на земле, где флаг с эмблемой палитры и кисти поднимался во славу искусства, как на больших спортивных соревнованиях. И все ему аплодировали, усиливая хлопками ветер.
— Сейчас ты будешь говорить, — предупредила шепотом пионервожатая.
— О чем? — испугалась девочка.
— О себе. Расскажи биографию, про польскую и московскую выставки. И прочтешь президентскую клятву.
Она сунула ей в руку лист бумаги, на котором крупными буквами были напечатаны несколько строк.
Надя не помнила, что говорила, как читала клятву. Ее голос, тысячекратно усиленный микрофоном и динамиками, летел над стадионом, и каждое новое слово немного пугало громкостью и торжественностью.
