Девочка и олень - [8]

Дальше у Пушкина следовала строчка: «Коснуться милых ног устами».

— Я лучше другие стихи тебе прочту, — предложил Тофик, — не из программы.

— Не надо, — остановила его Надя.

В ее голосе прозвучали иронические нотки.

— Почему не надо?

— Потому, что я не Раевская, а ты не Пушкин.

— Да, — согласился Тофик. — Я не Пушкин. А ты все равно Раевская.

«А «Коснуться милых ног устами» не мог произнести», — подумала Надя и засмеялась, как взрослая над маленьким.

Возбуждение дня было так велико, что никто сразу заснуть не смог. Лежала и Надя с открытыми глазами. А стоило ей зажмуриться, как ей представлялись отдельные самые яркие эпизоды праздника. Пламя на костровой площади и бьющееся на ветру красное полотнище с эмблемой клуба юных друзей искусства смешивались, и получался один гигантский костер открытия слета.

— А я не желаю спать, — неожиданно сказала Оля.

— А что ты желаешь? — спросила Люда, сладко потягиваясь.

Большеглазая медлительная девочка потягивалась с грацией ленивой кошки. Домашние ее звали Кисой, но здесь она была просто Люда из Черкасс. Утром после завтрака, когда все уже занимались делом, скрипнула дверь, и в комнату пресс-центра заглянула грациозная Люда.

— Я хочу работать в пресс-центре, — сказала она нараспев и добавила: — У вас тут весело.

— А что ты умеешь? — поинтересовался Марат Антонович.

— Я ничего не умею, — все так же нараспев ответила она. — У меня нет никаких талантов.

Ответ рассмешил всех, и Марат, улыбаясь, сказал:

— Просто счастье, что ты к нам пришла. А то мы собрались тут одни таланты. Оля репортажи пишет, Надя рисует, Тофик рифму к рифме подбирает, я руковожу, и некому выполнять обязанности секретаря редакции. Ты будешь им. У тебя почерк хороший?

— Хороший, когда постараюсь. Значит, вы меня возьмете? — и обвела всех доверчивым взглядом.

— Конечно, чаби-чараби, — поставил точку Тофик.

Так в пресс-центре появился секретарь, и через насколько дней все убедились, что Люда на этом месте талантлива и незаменима…

— А я хочу бросаться подушками, — после паузы сказала Оля.

— Ну и бросайся, — подзадорила ее Рита.

Эта девочка из Свердловска до приезда в Артек тоже считала себя художницей. Она довольно прилично работала акварелью и маслом, но, увидев рисунки Нади, наотрез отказалась делать иллюстрации и писала только шрифтовые заголовки.

Рита была низенькая, настоящая коротышка. Но зато она имела самые длинные косы в Артеке.

— Девочки, она хочет бросаться словами, а не подушками, — медленно, нараспев проговорила Люда-киса. И едва она закончила, как над ней в темноте пролетел большой белый снаряд и плюхнулся на соседнюю кровать. Там спала Ира Апрельмай. Пружины матраса под ней взвизгнули, и обе подушки, сначала чужая, а потом своя, полетели в Олю.

— Надька, наших бьют! — крикнула Рита, вскочила и принялась раскручивать над головой одеяло.

Началась всеобщая потасовка. У чьей-то подушки прорвалась наволочка, и в воздухе замелькали белые перышки и пушинки. Надя тоже сгребла подушку, но никак не могла выбрать момента, чтобы швырнуть ее.

Гейле очень понравилась эта игра. Она подпрыгивала на кровати и хлопала в ладоши:

— И я хотел! Давай! Давай! Пора! Давай! И я!

— Получай-держи! — крикнула Оля.

Гейла радостно поймала подушку, опрокинулась с ней навзничь и захохотала. А вокруг тотчас раздалось несколько боевых кличей:

— За Австралию!

Надя наконец швырнула подушку, но в это время открылась дверь и Милана остановилась на пороге изумленная.

В палате воцарилась тишина. Все сделали вид, что спят, даже Люда, у которой не осталось ни подушки, ни одеяла. Застигнутая врасплох ярким светом, она зажмурилась и лежала на своей кровати в маечке и трусах, оставлявших открытыми цыплячьи ключицы и ноги.

— Чья это подушка? — трагическим голосом спросила вожатая.

— Моя, — ответила Надя и посмотрела доверчиво и беспомощно.

Милана всплеснула руками:

— Надя! — ужаснулась она. — Серьезная воспитанная девочка, — и, покачав головой, начала снова: — Надя, от тебя я этого просто не ожидала.

— Чего вы к ней пристали? — не выдержала Оля. — Отдайте подушку.

— А где твоя подушка, адвокат? — повернулась к ней Милана.

— Я не адвокат, а школьница, — сказала девочка и, не выдержав взятой на себя роли, улыбнулась, приглашая вожатую отнестись с юмором к тому, что произошло.

— Очень приятно познакомиться, школьница. Так где же твоя подушка, школьница?

— Я отдала ее Гейле. Она гость, из Австралии. Мир-дружба.

— Мир-дружба, — оживилась Гейла. — Мир-дружба, — закивала она радостно головой, думая, что помогает вожатой разобраться в несерьезности происшествия.

— А где твое одеяло? — тронула Милана за плечо Люду.

— Не знаю. Наверное, оно упало. Я брыкалась во сне.

— Ну, конечно… Ты тоже из пресс-центра, — вспомнила вожатая и уточнила: — Все трое из пресс-центра. Ну, так пусть с вами разбирается Марат Антонович.

Она вышла, не оглядываясь и не погасив света, давая понять, что разговор только начинается.

Когда пришел Марат, в палате был идеальный порядок. В темноте спокойно поблескивали погашенные плафоны, сквозь раздвинутую стеклянную стану, выходящую к морю, дул влажный ветерок. Взлетала и падала легкая штора.