Девочка⁰ - [20]

Рома вытащил гитару из чехла, перекинул через плечо затертый ремень, выпрямился и сразу вдруг показался умнее. Будто смущаясь, он обвел нас взглядом. Я заметил, что у него большие грустные глаза, какие обычно бывают у маленьких детей, и это было единственным, что мне в нем понравилось. Рома не был страшным, нет, просто он был по-обыкновенному красив. Бывает такая «журнальная» красота, когда смотришь на человека и понимаешь, что еще более идеальным его лицо быть просто не могло, но все равно ощущение от него… Пустое и глупое. И это скучно.

Вот таким и был рыжий Рома, за исключением огромных глаз.

Он зачем-то гулко постучал по корпусу гитары. Потом провел пальцами вниз по струнам. И запел – отрывисто, нервно и оттого очень искренне.

Вначале песня действительно напоминала рэп, Рома скорее проговаривал слова, чем пел их:

Брызги за кормой сверкали так ярко,

С миром упокоится на дне яхта…

Я не знал эту песню, но захотел узнать. Рома сбивчиво играл и пел негромко, но чисто.

Слова были странными, они не складывались у меня в цельный сюжет, как это бывало с другими песнями, а создавали неясные образы в голове.

…Мне сегодня не найти себе места,

Мне сегодня стало на Земле тесно…

«Мне тоже», – скорее почувствовал, чем подумал я.

Отчего-то казалось, что Рома поет мне и про меня и что он смотрит на меня и ждет от меня реакции, но это было не так – всякий раз, когда я пытался поймать его взгляд, то понимал, что он на меня не смотрит.

…Бешено колотится в груди кто-то:

«Выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда!»[1]

Песня затихла. Рома прижал струны ладонью, и они скрипнули под его пальцами. Все молчали.

Потом Гордей спросил меня:

– Ну как тебе?

Я не ответил. Это была одна из тех ситуаций, про которые не нужно ничего говорить. С ними хорошо помолчать в унисон.

А еще я почувствовал, как теплое приятное чувство медленно разрастается у меня в груди. И подумал: «Только не это».

Я не мальчик

Я знал, что многие девочки из моей школы начали заводить свои первые отношения еще в пятом классе. Юных воспитанниц православной гимназии редко смущало, что добрачные связи с пускай невинными, но поцелуями и объятиями – это не совсем одобряемо Господом и Церковью. Девчонки каждую перемену, прячась от учителей, шушукались о мальчиках. Объектами их обсуждений были, кстати, вовсе не наши одноклассники, а парни из старших классов и даже выпускники. Я знал, как некоторые из них сохнут по Гордею, но родство с ним не делало меня лучше в глазах остальных. Даже наоборот, я то и дело слышал: «Удивительно, что они вообще родственники». Справедливости ради, я тоже внутренне глумился над ними, над их искренней верой, что Гордей как-то по-особому посмотрел на одну из них или улыбнулся. На самом же деле мой брат понятия не имел, кто они все, и ничуть о них не думал.

Но вот теперь и я попал в эту ловушку. Пускай Рома выглядел и не таким взрослым, как Гордей, ему было пятнадцать, а мне тринадцать, и это казалось непреодолимой пропастью. По собственному брату я знал, какое пустое место, какое ничто представляют собой девочки-младшеклассницы в глазах таких больших и сильных парней, и не питал особых иллюзий насчет себя и Ромы: если шансы Василисы в данном случае стремились к нулю, то шансы Васи и вовсе уходили в минус.

Когда я вспоминал, за кого меня все считают, меня начинали мучить переживания, что я сильно зациклился на мальчике, а это неправильно. Если я изображаю из себя парня, то мне нельзя влюбляться в парней, иначе все решат, что я голубой, хотя дело совсем не в этом. Это из-за Лисы, она лезет из меня наружу со своими девчачьими глупостями, но я должен ее игнорировать: Лисы больше нет. Она есть только в школе, она часть кабинетного антуража, как парта или меловая доска, но не более того. За пределами класса Лисы нет и никогда не будет.

Но как это свойственно человеку – мы цепляемся за любую, даже самую эфемерную надежду. И когда Рома поинтересовался у меня, как мы с Гордеем устраиваем подставы на дорогах, а затем, выслушав, предложил: «Хочешь тоже так сделаем, но разделим пополам?» (пополам, а не 30 %!), то я, конечно, тут же понадеялся, что Рома в меня влюблен. Может, он пока сам не понял, что влюблен, но чувствует эту нашу особую связь, и когда я ему скажу, что я девочка, то все обязательно получится!

Мы условились встретиться на скейт-площадке возле парковки большого торгового центра, и Рома был идеален в тот день – в красной клетчатой рубашке, в бордовой шапке, надвинутой на глаза, и с потертым скейтом под ногами. Словно герой, сошедший с экранов американских подростковых фильмов. Я помнил, что в первую нашу встречу он вовсе не показался мне таким, а уж история про его маму и джинсы Levi’s совсем меня от него оттолкнула, но теперь, после той песни, что-то переменилось.

Увидев меня издалека, он сказал: «Йоу» – и показал непонятный знак пальцами. Я не знал этого специального «языка крутых», поэтому просто кивнул ему. Вообще я уяснил такое правило: если не знаешь, как в обществе парней выглядеть на одной с ними волне, можно молчать и хмуриться – тогда покажешься загадочным, а не лохом.