Детские ладошки - [57]

— Нет, но я верю тебе.

— Хорошо, что ты веришь. Вера — вот единственное призвание людей.

Дрожащим голосом Бен Габер произнес:

— И ты поверь, я не убийца… Я ученый и прежде всего — отец.

— Но ведь ты отдал нам Кристу. Власть над людьми нас не прельщает. Мы ведь не люди. Мы можем позволить себе поиздеваться над любым бедолагой, прежде чем он умрет, нам это проще простого. Однако…

Фукс запнулся, но тут же продолжил:

— Однако мы открыли нечто новое, и толчком к этому открытию послужило знакомство с твоей тайной лабораторией. Весь фокус в том, что мы научились управлять поведением жертвы таким образом, чтобы она сама захотела умереть, причем умереть, любя нас и получая удовольствие от беседы с нами перед самым концом. А это целая наука. Мы досконально изучали людей, давали им надежду, внушали им мысль о том, что они должны быть сильными, знающими и уметь бороться за свою жизнь и только потом, когда человек начинал помышлять только о собственном существовании, о будущем, мы приказывали ему: умри! А этого нелегко добиться без насилия. Некоторым, правда, удавалось бежать, но не в этом суть. Главное — завоевать доверие человека. Мы сулим им прекрасную профессию или обещаем вывести в ученые. И они верят нам, даже стараются перебежать дорогу таким же, как они чтобы прийти первыми. Ничего не смысля в наших методах, они весьма умело подлаживаются под них. Мы внушаем им, что так должно быть, Вера — великая сила, Бен! Посмотрел бы ты только, с какой охотой они отдают нам свою энергию, как осторожно наполняют кровью сосуды, какими глазами смотрят на нас. Часто мы спрашиваем себя: что заставляет этих людей расставаться с жизнью, сознательно идти на такое самоубийство? И не можем понять, потому что результат один: люди умирают, а мы продлеваем себе жизнь за их счет.

— Вы не оставляете им даже последней надежды? — робко спросил Бен Габер. Он посмотрел Фуксу прямо в глаза, и на лице его не шелохнулся ни один мускул.

— Нет, Бен. Смерть-единственный их исход. И дело не в потере энергии. Просто в один прекрасный день через их тела как будто проходит лазерный луч. Мы поняли, что духовная сила превосходит физическую, но тут и она иссякает.

— Это ложь! — вскричал Бен Габер, рискуя уподобиться эпилептику, убеждающему окружающих, что с ним все в порядке, хотя на губах у него уже выступила пена.

— Тебе же были нужны роботы из плоти и крови.

Бен Габер вдруг осознал весь ужас своего положения.

— Она уже мертва? — неожиданно для себя проронил он.

— Пошли, теперь ты можешь ее увидеть.

Охотник вдруг сжался от ужаса.

— Нет, я не хочу…

— Почему, Бен? Что с тобой? Ведь Криста твоя дочь.

И он пошел. Негнущимися ногами ступил на берег. Прошел мимо нескольких кивотов, которые почтительно уступили ему дорогу. Потом в нерешительности остановился, увидев перед собой полуразложившееся, но еще живое тело. В слабом утреннем свете он увидел лицо дочери, угасающий блеск в ее темных глазах.

Подошел Фукс. На лице его застыло выражение отстраненной враждебности.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — ответил охотник.

— Имей в виду — это не сон.

Он еще долго стоял над телом дочери, погрузившись в раздумья. Удаляющийся голос Фукса заставил его вздрогнуть, как будто он услышал выстрел.

— Если когда-нибудь нам придется отвечать перед трибуналом, мы сумеем убедить людей в том, что сделаны из другого материала. Ведь недаром говорится, что всё берет начало из горстки липкой глины. Мы постараемся освоить другой способ существования, чтобы наконец-то обрести смысл…

Послышался смех. Охотник встрепенулся, вспомнив, что у него остался третий пистолет. Он быстро выхватил его и взвел курок. Никто не бросился к нему, никто не пытался помешать. Передумав, он швырнул оружие на траву. Он был бессилен перед этой безропотно умирающей жизнью. Запах разлагающейся плоти был последним доказательством совершенного преступления — невиданного издевательства над здравым смыслом.

Внезапно он насторожился, стал прислушиваться. До него донеслись какие-то крики. Острое чувство тоски и собственной ненужности рвало сердце на части. Потом он вспомнил, что еще вчера наказал Элен: если он не вернется домой к полуночи, пусть звонит бригадному комиссару. Значит, карабинеры где-то поблизости. Наверное, кивоты разбежались или их перебили, а может, и взяли в плен. Что-то там происходило сейчас. Не видно было и роботов, которые так ненавидели его. Габер вздрогнул, ему показалось, что он чувствует на себе враждебный взгляд. Он не боялся опасности и преград. Он чего-то ждал. С тоской и страхом.

«Если бы они применили ко мне свои методы, я бы тоже не выдержал», — мысленно сказал он себе и, подняв с травы пистолет, направил его себе в грудь.