Детские истории взрослого человека - [9]
Эта встреча вернула ему душевное равновесие.
В домике было тепло и пахло липой. На самом деле пахло липовым чаем: веселые и загорелые молодые люди пили его шумно и с удовольствием: липовый чай в домике в горах — в этом был свой шик.
Вскоре Мать и сестра Александра подали обед: шкворчащие баварские колбаски с жареной картошкой. Для желающих было даже несколько бутылок светлого пива. За длинным столом сидели Отец и Мать, напротив них — Жених и сестра. Остальные расположились по обе стороны от них.
Они вели непринужденную беседу; ее тон был по-отечески назидательным с одной стороны и по-молодежному дерзким с другой.
Александр съел свою порцию с аппетитом, какой всегда возникает от чистого горного воздуха, вытер рот салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, скомкал салфетку и аккуратно положил между вилкой и ножом. Потом вежливо улыбнулся пожилой женщине с усиками — она ела без всякого аппетита — и расставил локти так, чтобы мешать соседке слева и Жениху, сидевшему справа.
— Англичане, — заметила женщина с усиками, — заставляют детей за столом держать под мышками книги, чтобы они привыкали сидеть, прижав локти к бокам.
И она одарила сестру широкой улыбкой. Шире, чем Русский проспект в Софии.
На щеках сестры вспыхнули два ярких пятна, и Александр отметил, что с румянцем и светлыми волосами она некрасива.
— Мои родители, — начал он тем же светским тоном, — заставляли мою сестру держать во рту горячую картошку, чтобы она научилась правильно произносить английские согласные «ти» и «эйч».
— Ваш братик такой умница! — сказала, сюсюкая, соседка слева и погладила Александра по голове.
Беда не родиться милым малышом влечет за собой другую беду — приходится быть умницей.
Соседка Александра была самой красивой девушкой в компании. Александр заметил ее сразу. Она была на две с половиной головы выше него, смуглая, с точеными скулами и тяжелыми черными как смоль волосами, которые спускались до талии и придавали ее фигуре болезненную хрупкость.
С самого начала Александр заметил, что она и Жених тайно обмениваются быстрыми взглядами, при которых его глаза стекленели, а на ее скулах появлялся нездоровый румянец.
После обеда Жених жестом поманил Александра к себе. Тот послушно подошел. Жених отвел его к шкафу, открыл ящик и велел ему закрыть глаза. Считай до десяти, сказал он. Не успел Александр дойти до пятого нехорошего слова, которому его научил Митко, как Жених разрешил смотреть.
— «Кольт», девять миллиметров, — торжественно объявил он, — верный друг ковбоя! — и нажал на курок.
Струйка воды потекла по очкам Александра. Подарок был что надо. Александр поблагодарил Жениха и положил пистолет в карман курточки.
За столом молодежь, мужчина с желтоватым лицом и женщина с усиками играли в карты. Девушки хихикали, прикрывая рты, их глаза блестели, взгляды увязали во взглядах юношей.
Уже два часа Александр не шевелясь сидел на табуретке в углу, положив руки на колени. Он мог сидеть так еще долго, уставившись в окно невидящими глазами. Его разум был не здесь.
Его заметила девушка с точеными скулами.
— Одного кавалера не хватает! — воскликнула она с притворным возмущением. — Я хочу, чтобы этот умненький мальчик был моим кавалером! — она подмигнула Жениху, который тут же пригласил Александра сесть за стол.
Зазвучал веселый смех, кто-то потрепал Александра по щеке, кто-то погладил по голове, кто-то снова сказал сестре: «Какой умница ваш братик!»
Александр почувствовал, как в его глазах вспыхнули желтые искры. Чтобы никто их не увидел, он опустил голову и, глядя в пол, подошел к столу. Это восприняли как застенчивость.
— Не стесняйся, — весело сказал Жених, — любовь — сладкая штука! — он повернулся античным профилем к сестре, улыбнулся, сверкнув белыми зубами, легонько толкнул ее локтем и добавил: — Правда ведь?
— К сожалению, я не владею искусством карточной игры, — сказал Александр своей даме, — я даже в «пьяницу» не умею играть.
— А во что играет такой умненький мальчик? — поинтересовалась пожилая женщина.
— В русскую рулетку, — учтиво ответил Александр, сел рядом со своей дамой и деликатно коснулся ее колена своим.
— Это не карточная игра, — объяснила девушка с точеными скулами. — Это «шалости Амура». Правила простые: я даю тебе карту и называю номер. Ты читаешь то, что под ним написано, ищешь ответ на своей карте, говоришь мне, под каким номером его искать, и отдаешь карту мне. Ты умеешь читать?
— Умею, — небрежно бросил Александр, — мне осталось всего несколько страниц «Полового вопроса» доктора Фореля.
— Номер восемь, — сказала девушка и вручила ему розовую карту.
Под восьмым номером значилось: «Могу ли я надеяться?»
— Номер пять, — ответил Александр и отдал свою карту.
Под пятым номером значилось: «Я не тот, за кого вы меня принимаете».
Он обернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. За окном темнело. Личико гнома казалось размазанным по стеклу снаружи. Его бесцветные глаза смотрели, как через стенку аквариума, нижняя челюсть дрожала. Он высунул длинный язык и облизывал кончик носа, строя безобразные гримасы. Ветви дерева за ним взмывали ввысь, словно фонтан черных воплей.
В романе передаётся «магия» родного писателю Прекмурья с его прекрасной и могучей природой, древними преданиями и силами, не доступными пониманию современного человека, мучающегося от собственной неудовлетворенности и отсутствия прочных ориентиров.
Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.
Впервые на русском – последний роман всемирно знаменитого «исследователя психологии души, певца человеческого отчуждения» («Вечерняя Москва»), «высшее достижение всей жизни и творчества японского мастера» («Бостон глоуб»). Однажды утром рассказчик обнаруживает, что его ноги покрылись ростками дайкона (японский белый редис). Доктор посылает его лечиться на курорт Долина ада, славящийся горячими серными источниками, и наш герой отправляется в путь на самобеглой больничной койке, словно выкатившейся с конверта пинк-флойдовского альбома «A Momentary Lapse of Reason»…
Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.
Немецкий офицер, хладнокровный дознаватель Гестапо, манипулирующий людьми и умело дрессирующий овчарок, к моменту поражения Германии в войне решает скрыться от преследования под чужим именем и под чужой историей. Чтобы ничем себя не выдать, загоняет свой прежний опыт в самые дальние уголки памяти. И когда его душа после смерти была подвергнута переформатированию наподобие жёсткого диска – для повторного использования, – уцелевшая память досталась новому эмбриону.Эта душа, полная нечеловеческого знания о мире и людях, оказывается в заточении – сперва в утробе новой матери, потом в теле беспомощного младенца, и так до двенадцатилетнего возраста, когда Ионас (тот самый библейский Иона из чрева кита) убегает со своей овчаркой из родительского дома на поиск той стёртой послевоенной истории, той тайной биографии простого Андерсена, который оказался далеко не прост.Шарль Левински (род.
«Отныне Гернси увековечен в монументальном портрете, который, безусловно, станет классическим памятником острова». Слова эти принадлежат известному английскому прозаику Джону Фаулсу и взяты из его предисловия к книге Д. Эдвардса «Эбинизер Лe Паж», первому и единственному роману, написанному гернсийцем об острове Гернси. Среди всех островов, расположенных в проливе Ла-Манш, Гернси — второй по величине. Книга о Гернси была издана в 1981 году, спустя пять лет после смерти её автора Джералда Эдвардса, который родился и вырос на острове.Годы детства и юности послужили для Д.
Герой романа «Безумие» — его зовут Калин Терзийски — молодой врач, работающий в психиатрической больнице. Писатель Калин Терзийски, автор этого собственного alter ego, пишет, конечно же, о себе — с бесстрашием и беспощадностью, с шокирующей откровенностью, потому что только так его жизнеописание обретает смысл.
Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.
Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».
«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.