Дети Владимировской набережной (сборник) - [79]

Шел на встречу Нургазалиев Михаилу Никольскому.

– Я уже задокументировал, – передал Никольский Нургазалиеву несколько исписанных им листов бумаги. Рашид Нургазалиев благодарил Михаила Никольского за пускай не своевременный, но сигнал.

Прошло пару дней, и одним из выходных Николай Надкин приехал вместе младшим сыном в гости к Кондопожскому директору Ярвимяки. Перейдя мостик речки, дошли до конца аллеи и оказались на пороге директорского домика, стоявшего на берегу Онежского озера. Доброжелательная хозяйка дома, супруга директора бумажной фабрики Ольга добродушно встретила их на пороге, провела в дом.

– Вы хоть знаете, где его ловить? – обратилась супруга отсутствующего дома в выходной день директора к гостям.

– Нет, не могу знать, – говорил Николай Николаевич хозяйке домика.

– На установке бумагоделательной машины, на территории фабрики, он у меня такой беспокойный, все думает, без него справиться не смогут, – жаловалась супруга директора гостям.

– Что ж поделаешь, с этим и живет наш товарищ Яркимяки, с большевистской озабоченностью на сердце, – говорил Николай супруге директора.

Отец и сын проследовали, минуя свободно проходную, на фабрику, найдя директора у недавно пущенной паровой установки, на его жизнерадостном открытом лице промелькивала производственная забота.

– Времени свободного нет даже в воскресенье, все необходимо проверить самому, а тут еще ОГПУ дергает, меры противодиверсионные требует соблюсти, говорят, враги у нас в Кондопоге на комбинате появились, я с трудом верю. Какие здесь враги? Ни на минуту я не могу отлучиться, и даже в отпуске.

– Что поделаешь, обязанность большевика всегда быть в строю, особенно если руководишь людьми, – говорил Николай Надкин директору.

– Подумать только, сколько наши машины простаивали из-за того, что вредители устроили срыв в сети целлюлозы, а нас во всех чужих грехах ОГПУ обвиняет, – жаловался директор Николаю, вдруг на весь участок закричал, вызывая сюда опытного инженера. – Саша, Саша, дорогой мой человек, посмотри за котлами, проконтролируй, чтоб сбоя не произошло, могу я на тебя положиться или нет?

– Сможете, товарищ директор, – сказал подошедший сюда инженер.

Директор тогда говорил:

– Пойдем, Николай, я тебе фундамент под новую бумагоделательную машину покажу, а то так ты у нас с сыном на экскурсии не был, ничего нового для себя не уяснил.

Посмотрев фундамент под машину, они вернулись все трое в директорский дом. Жена директора Ольга накрыла стоящий на веранде угощением стол. Принесла на подносе кофе.

– Вы, товарищ директор, с Колчаком воевали? – спросил директора взрослеющий на глазах юноша.

– С Колчаком не довелось повоевать, а вот в Финляндии в гражданской войне по заданию Ленина пришлось, – с гордостью говорил директор юному большевику. – Имя Ленина мне до сих пор по ночам спать не дает, помню Ильича, как близкого, дорогого сердцу мне человека, я с Лениным встречался, – говорил директор гостям.

– В отпуск соберемся, и мы поедем с тобой на рыбалку, пригласишь? – обратился Николай к другу.

– Поедем, и сейчас в мечтах вижу: удочки лежат на берегу лесного озера, потяну поплавок и рыбу поймаю, – рассказывал о своих мечтах о рыбалке, об озерном острове, мечтал кондопожский директор. Он еще говорил, как растет Кондопога, представляя, каким будет в Кондопоге новый дворец культуры, высотой мраморного камня возвыситься над озером. Огромный зал для концертов и съездов, много комнат для кружков, большую каменную лестницу всей мраморной шириной, которая будет спускаться к озеру. Пройдут годы, и сбудется мечта директора, вырастет и ледовый дворец, и широкая мраморная лестница, расширится город бумажников Кондопога, появятся высокие дома, но мечтающего директора-новатора в живых уже не будет.

* * *

Выступал Петр Андреевич Ирклис в своей предпраздничной, приуроченной к 19 годовщине октябрьской революции речи.

– Во многих погрешностях, которые были сделаны партийным руководством, был главным образом повинен товарищ Гюллинг. Он об этом сам говорил неоднократно в своих выступлениях, что если вы бьете Ровио, то я больше всех виноват.

Когда речь нового секретаря окончилась, его поддержала публика единогласно, воспламеняя, хлопая, громко подавая звук ладонями, новые оказавшиеся в зале коммунисты изъявили желание познакомиться с новым секретарем КарЦИКа, не приемном, хотели встать для него ближе. Далее выступали, воспламеняя, другие ораторы:

– В практике работы Советских организаций, прежде всего КарЦИКа и Совнаркома, имели место организации и строительства обособленных по национальным признакам предприятий. Я напоминаю о совхозе-два, куда не принимались карелы и русские, о коммуне-саде в Олонецком районе, которая так же существовала более десяти лет, и в эту коммуну допуск карел, тем более русских, был совершенно воспрещен. Двадцать семь председателей сельсоветов оказались классово чужды, среди председателей райисполкомов тоже оказались не наши люди, то я больше всех виноват, и, конечно, правильно говорил, потому-то его авторитет здесь в значительной мере способствует тому, что благодаря такой неправильной линии и товарищ Ровио, и товарищ Гюллинг попали на удочку отдельных националистически настроенных людей, – говорил с трибуны уже совершенно другие слова Николай Архипов, в отличие от тех, которые им были сказаны четырьмя месяцами ранее.