Дети Владимировской набережной (сборник) - [78]

Поменял свое мнение товарищ Петров, глазом не моргнув, на глазах у своих товарищей. На говорящих со стола публичные речи красных финских националистов уже не обращал внимания. Гости вели свои разговоры.

– На каком языке партия решит, на таком и будут говорить карелы, – общался с большевиками Александром Меркушевым и Василием Крыженовским Николай Надкин.

Пока говорили, банкет спонтанно повторно произнес тост приехавшим из Ленинграда Петром Андреевичем Ирклисом:

– За великого отца народов и учителя, товарища Сталина! – Не спрашивая разрешения у хозяев стола, финских националистов. И это было пусть не своевременно, но верно.

* * *

Идет мужик как-то летом 1935 года по полю, усталый от работы и недовольный, что семью больше кормить нечем, ну и выразился он громко по-матерному.

– От их колхозной жизни с голоду умрешь, – заявил мужик. – У меня жена, трое малолетних детей, – разговаривал бедный колхозник сам с собой, проходившие мимо люди видели, как капала с глаз соленая мужская слеза.

Люди услышали и передали, через полтора месяца за ним приехали ночью и увезли сначала в район, а потом и в Медвежегорск, где и расстреляли бедолагу.

Пройдет еще пара лет, и в феврале 1937 года, будет арестован и расстрелян первый секретарь Заонежского райкома партии Лев Рахельсон, арестовали Рахельсона по причине, что не справился, а на самом деле «враг, значит враг». Больше ничего не говорили. Но летом 1935 года, в Заонежском районе начались большие репрессии. В то лето в поселке работало два трактора «Сталинца», где мужнины и женщины с помощью тракторов, грузили лес, вывозили на цепляющих санях-волокушах дневную норму по двадцать-двадцать пять кубов за сутки на человека. На колхозных полях голодные женщины вручную, по колено в воде рыли канавы. Здесь же, рядом от них, выращивались картофель, брюква, свекла.

– Давайте, батеньки, родные. Давайте поживей, хорошие, какие вы молодцы! Стахановцы вы мои, золотые! – давал команду и одновременно нахваливал женщин главный агроном колхоза Крупышев. Светленький, невысокого роста, плотноватый пожилой мужчина прохаживал вдоль заполненной водой канавы, не переставая давать женщинам указания. Землица глинистая, тяжело на совковый штык лопаты бралась. Лопаты поднимались вверх и в темпе опускались, ссыпая глину за канаву, и снова черпали. – Работать надо в темпе! Дай сюда лопату! Я покажу, – говорил агроном Крупышев худенькой девчонке Марийке Шаган.

Взял из рук девушки лопату, начал сам копать, показывая, как правильно работать. Она заплакала и ушла в густую рожь. Долго сидела, плакала, пока ее не обнаружил Коля Тукачев.

– Ты чего плачешь, Машутка? Иди обратно землю копать, я тебе сам все покажу. Хочешь, я тебя на овец пасти переведу, попрошу Игоря Николаевича?

– Голодна я, Коленька, голодна, два дня ничего не кушала, хлебушка в доме не было, – говорила перед Колей Машута, она расцеловала Коленьку в грудь. Продолжала плакать.

– Приходи ко мне домой, я тебя накормлю, пойдем, Машута, работать, а то Крупышев Керца из ОГПУ пригласит, тебя он с собой заберет, во враги запишет, – уговаривал Коля Машуту.

Она согласилась с ним идти, подавшись с земли, встала на ноги, проделав пару шагов и вдруг схватилась за сердце и умерла, упав на ржаное на глазах у Николая. Больше не вставала.

Хоронили Машуту всем селом на кладбище, она была крещеная, на похороны пришел отпевать священник. Пришедши ко гробу, женщины слышали наставление уже немолодого священника:

– Бог-Отец, Бог-Сын, Бог Дух Святой, только Троица дает начало новой жизни, – Слушал Коленька молитву и плакал, провожая Марию в последний, если существует на небе загробный мир, пусть он будет для Марии. Прощался с девушкой Коля. Со всеми плакал.

– Только Святая Троица дает начало новой жизни, – говорил на поминках батюшка.

Уже на следующие сутки батюшку забрали в ОГПУ, больше церковных служений в деревнях не было, все службы неожиданно прекратились, перейдя в атеистическую жизнь.

* * *

4 июля 1935 года. Зал национального театра переполнен делегатами – юбилейная сессия КарЦИКа, с трибуны его председатель Архипов бодро рапортует:

– Успехи на всех участках социалистической стройки достигнуты под повседневным большевистским руководством Карельского обкома ВККП(б) во главе с товарищем Ровио!

По залу волной прокатились аплодисменты, хоть оратор выступать далеко не кончил, аплодисменты не прекращались. Не прекратилось хлопанье в ладоши и тогда, когда председатель КарЦИКа товарищ Архипов наконец кончил воспламеняюще выступать. Сидевшая в зале публика переглянулась, когда Николая Архипова сменил секретарь Ленинского областного ВКП(б) товарищ Ирклис. Он говорил:

– Ленинградский областной и городской комитеты партии уверены в том, что и в дальнейшем под руководством нашей большевистской партии во главе с великим Сталиным…

– Ничего, ничего, скоро их царствование окончится, мы соберем свой пленум и решим, кто будет с Великим Сталиным, а кто против него, – разговаривал, шепча на ушко, Михаил Никольский с сидевшим с ним сбоку коммунистом Ивановым и чекистом Нургазалиевым.

– Вредители свой финский участок на Онежском заводе организовали, в совхозе-два финны свою барщину организовали, на работу принимают только лиц финской национальности, ни русских, ни карел не берут. В банях финские дни организуют, а директор Соломенского лесозавода, господин Колланен, у себя представителя Советской власти видеть не желает, я докладывал товарищам Ровио, Гюлленгу, они мало что не реагируют, но еще и покрывают врагов народа. Теперь нам ясно, куда ведут нити заговора, – недовольствовал прежде всего перед чекистом Нургазалиевым Михаил Никольский. – Вот я и приехал сюда разобраться со здешней ситуацией, вы напишите мне ваш сигнал на бумаге во всех деталях и подробностях, надо успеть нам своевременно задокументировать.