Дети Владимировской набережной (сборник) - [82]
Мужики захлопали, покричали: «Здорово!» Слушая, Сережка понимал, что частушки нехорошие, понимал это и мальчишка-сеяльщик по фамилии и имени Федя Сорокакваша, оба они видали, как два брата Федька и Ефимка Матвеенко поднялись с земли на ноги и стали плясать. Видит Титов Сережка – у сидевшего с ним рядом Феди Сорококваши на лице появился сильный испуг.
Напуганный Федя вокруг оглядывается, смотрит, не идет ли сюда представитель ОГПУ. Не было рядом ОГПУ, вместо ОГПУ два трактора поля метрах за сто пахать заканчивают. Братья пляшут, старший частушку поет.
«Ну и два брата-акробата», – подумал Сережка Титов.
– Хорошо поешь, Сережа, – похвалил своего тезку публично Сережка Титов, про себя сразу подумал: «Завтра с утра пойду в милицию и поделюсь с товарищами из органов своими сомненьями. Расскажу им все и получу поощрение», – начинал мечтать Сергей.
Среди молодежи не унимались хиханьки да хаханьки.
– Это ты сам сочинил? – спросил Сергея Сережка.
– Сам, а кто еще? – отвечал Сергей тезке. Юный совсем паренек Сорококваша нахвалил:
– Ты талантище, – говорил Сорокваша Матвененко-старшему.
На поле трактора не прекращали работу, спускались с горы и поднимались на гору. Тогда ученый агроном колхоза Павел Васильевич Крупышев опять советовал трактористам осматривал вспаханное поле. Померил борозды, говорил:
– Глубину увеличивать не надо, наша земля рыхлая. – Потом предупредил тракториста Моккова. – Завтра после смены тебя обсуждать на собрании будут, ты, Миша, несколько лет назад на милиционера Зайцева с колом набросился, когда он соседа твоего кулака раскулачивать приехал. Ждем.
– Ой, когда это было, году в 29-м или в 30-м, время-то прошло, вода ручьем утекла. А у меня уже при Советской власти заслуги имеются, я тракторист и врагов народа помог чекистам разоблачить, – смеялся тракторист Миша, серьезно не вникая в суть вопроса. «Простили уже давно, – думал он. – Пожурят и забудут».
Говорил Миша Крупишеву. Дядя Паля тоже ему говорил:
– Ничего страшного.
На поле слышался рев моторов, трактора опять поднимались на горку.
– Удивительные машины – трактора! – восхищался работой нового чуда техники паренек Сорокваша.
На то Сережка Титов Федору говорил:
– Ничего, пройдет время, скоро сеять сеялками будем!
Певец и слушатели и не думали, к чему Сережка Титов так говорит.
Наутро к девяти часам он пришел к зданию ОГПУ, улыбаясь, открыл парадную дверь и с гордо поднятой головой проследовал вовнутрь помещения. Пройдя мимо писавшего за столом себе в журнал чернильной ручкой, одетого в синюю форму милиционера, Сережка повернул налево, вошел в открытую на проходе коридорную дверь. Коридор оказался пустым. Сделав несколько шагов по пустому коридору, Сергей насмотрел первые попавшиеся открытые кабинетные двери с табличкой «Уголовный розыск», куда и вошел, дойдя по зданию ОГПУ милиции до конца коридора.
Войдя в коридор, увидел скучавшего за письменным столом переодетого в гражданскую одежду милиционера Федорова, читавшего номер газеты «Правда».
– Здравствуйте, – поприветствовал сотрудника Сергей. – Я Титов Сергей, у меня отец большим начальником в райкоме работает. Мать – Титова Людмила, слышали про нас? – уверенным голосом разговаривал с Федоровым Сергей.
– Нет, не слышал, не знаю таких, – ответил пареньку Федоров.
Сережка продолжил говорить, теряя в голосе уверенность.
– У меня появилась информация, я пришел сигналить, выполнить свой революционный долг. Видите, работаю вчера в поле на посеве зерновых, во время перекура напарник Сергей Матвиенко… Ведь вам сигнальщик нужен?
– Ну, и что? У нас на каждого одного человека – по три человека осведомителей, – пояснил ситуацию Титову Федоров.
– Можно я вам расскажу? – начал уговаривать Федорова Титов.
В кабинет вошел Керц, он был в военной форме. Строго спросил.
– Нет ли никого по финской линии нового?
– Работаем пока, ждем сигналов, – отвечал человеку в военной форме Федоров.
Керц не ответил ни слова, взял со стола Федорова бумагу и вышел в коридор, вдруг сразу вернулся и плотно закрыл оставшуюся с приходом Сергея открытой кабинетную дверь извне.
– Можно я начну рассказывать? – спросил разрешения у Федорова Сергей. Федоров молчаливо выдал согласия. – Вобщем, так и так, товарищ начальник. Три брата-акробата Матвиенко, враги народа, концерт вчера в двенадцатом часу дня на поле устроили. Старший брат-акробат Сергей песни с частушками поет, а Федор и Ефим пляшут.
– Разве плясать во время обеденного перекура законом запрещено? – поинтересовался у Титова Федоров.
– Вроде как, дядя Володя, не запрещено, но ведь частушки напевались какие-то подозрительные.
– В чем вы усмотрели в частушках подозрение? – Сергеем напевалось:
– напевая, произнес содержание частушки Сережка.
– Гармонист с ними был? – строго спросил милиционер Федоров собеседника.
Сергей видел, как на лице Федорова заметно оживился интерес.
– Не было гармониста, – ответил Сережка дяде Володе.
– А кто может подтвердить, нельзя же так голословно обвинять наших колхозников.
Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.