Утром к каудихо явился разгневанный отец Зейнисы вместе с перепуганной дочерью. Она шла с низко опущенной головой, скрывая глаза за волосами. Виэльди не слышал, о чем говорили два отца, но что сейчас ему не поздоровится, догадался сразу — и не ошибся.
Каудихо подманил его пальцем. Виэльди только приблизился — и тут же упал, сраженный мощным кулаком Андио Каммейры. Захлебываясь от крови во рту, попытался подняться, но не получилось. Отец помог, если можно так сказать — поставил его на ноги, вздернув за волосы. Конечно, это было лишь начало.
Каудихо велел снять рубаху, а когда Виэльди послушался, то привязал его к столбу у конюшни и взял прут, каким обычно секли провинившихся рабов. Нет, он не стал бить сына сам, а вручил хворостину оскорбленному отцу Зейнисы. Тот, разумеется, отходил Виэльди так, что следы от прута до сих видны, если присмотреться. Когда все начиналось, Виэльди обещал себе не кричать, даже не стонать. Куда там! Вопил, как резаный баран! Казалось, это никогда не закончится. Сознание начало угасать, в глазах потемнело, и тогда, будто сквозь туман, раздался голос каудихо:
— Ну ладно, будет. Мой сын, конечно, засранец, но убивать его все же не стоит.
Андио Каммейра не отвязал его: так и оставил, окровавленного, у столба. Сколько он там простоял? Сутки, месяцы, годы? Как не потерял сознание? Хотя лучше бы потерял… Когда веревки на руках наконец разрезали, Виэльди мешком рухнул на землю и непроизвольно глянул на небо: оказывается, солнце еще и до зенита не добралось.
— Ну все, сын, все, вставай, — бормотал отец, поднимая его. — Идем.
Идти Виэльди не мог, и Андио Каммейра втащил его в дом едва ли не на руках.
Дальше был плач матери — да осенит ее в подземном царстве крыло Ворона! — примочки, мази, и последующий разговор с отцом.
— Ты ни разу не был в настоящем бою! — отчитывал каудихо. — Ты еще не воин. Как ты посмел покуситься не просто на девицу — на талмеридку?!
— Я был в бою!
— Ты не воевал, только помогал настоящим воинам. Это не считается. Ты не прошел воинское посвящение.
Что тут было ответить? Только промолчать и опустить голову.
— Пойми сын, — отец похлопал его по плечу, и Виэльди вскрикнул. — О, извини. Да… тебе сейчас несладко, но это во благо. Запомни: ты — сын каудихо. Нет нужды унижать себя и брать женщин силой. Придет время, и многие из них сами почтут за честь… — он замялся, хмыкнул, но тут же продолжил. — Мы, талмериды, один народ. Так не смей оскорблять женщин своего народа! Этим ты оскорбляешь себя и всех нас! Ты можешь брать силой вражеских дочерей, жен, сестер. Но для этого сначала должен стать воином. Понял?
— Да…
Он и правда понял. Урок запомнился не просто надолго — навсегда.
Когда в следующий раз Виэльди встретился с Сарэнди, то оказалось, что у приятеля тоже кровоподтек на половину лица. Они быстро посмотрели друг на друга, улыбнулись смущенно-понимающими улыбками и, не сказав ни слова, разошлись.
Удивительно, что после всего случившегося Зейниса подружилась с Данеской. Хотя, может, ничего странного. Похоже, отец дал богатый откуп, иначе как бы дочь бедного скотовода вышла замуж за племянника главы клана Тиррейта?
— О чем ты задумался? — спросила Данеска.
— Да так… Ни о чем, — пробормотал Виэльди.
— Скажи… а ты когда был в Империи, ты его видел? Ну… наследника?
Во взгляде Данески горел мучительный, болезненный вопрос — захотелось немедленно приласкать ее и утешить. Виэльди сдержался: незачем травить душу: ни ей, ни себе.
— Издалека видел. Толком не разглядел. Я же не был при дворе и не буду, пока отец не представит меня императору.
— А когда представит?
Ну и как ей ответить, при этом не напомнив о ненавистном браке? Хотя Данеска, похоже, и так постоянно о нем помнит… Виэльди вздохнул.
— Представит, когда мы все туда поедем… На твою свадьбу.
Она промолчала и отвернулась.
За стенами завывал ветер — буря все не унималась, а внутри сопели кони, потрескивали масляные лампы, бросая слабые отсветы на профиль Данески, такой красивый… Виэльди отвел взгляд, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшим влечением. Вот только что она была сестрой — но вмиг стала желанной женщиной, хотя ничего для этого не делала. Ну что за напасть?! Когда это наконец закончится?
…Когда она уедет. Быстрей бы…
Подумал так, и сам на себя разозлился: он пожелал Данеске того, чего она жаждала избежать, и все потому, что неспособен справиться с собственной похотью! Ну почему именно сестра? Разве мало на свете женщин?
— Мы можем пойти домой, — сказал Виэльди. — Песком нас, конечно, занесет, но дорогу найдем, не заблудимся.
— Нет, — Данеска покачала головой. — Не хочу выходить. Здесь так… уютно. Навсегда бы осталась! Будто мы… будто я ограждена от всего мира.
У Виэльди было похожее ощущение.
— Тогда давай спать. Буря до утра вряд ли утихнет.
Она кивнула и, отвернувшись от него, свернулась калачиком. Какое-то время Виэльди смотрел то на затылок Данески, то в стену, потом лег на сено, закинул руки за голову и скоро уснул.
Солнечный луч упал на веки, и Виэльди открыл глаза. Посмотрел вверх, на окошки под потолком конюшни — так и есть, только что рассвело, и утренний свет мутно-желтыми полосками пробивается сквозь слюду, золотит зависшую в воздухе жирную пыль.
