Дети с улицы Мапу - [37]

Софья Михайловна избегала ее. Она не отвечала на ее колкости, не вступала с ней в разговор.

Викте искала повода придраться к сестре Софье.

Анатолий

Однажды, когда Софья Михайловна пришла на работу, ее позвали в кабинет начальника отделения. Доктор Квятковский сидел за рабочим столом. Последнее время он часто задерживался в больнице: в отделении много смертных случаев.

— Сестра Софья, — сказал он негромко, — в четырнадцатой палате лежит новый больной. Обратите на него внимание. Днем за ним будет ухаживать сестра Тереза, а ночью — вы. Последите, чтобы к нему не заходили нежелательные лица. Больной иногда бредит. Я надеюсь, вы поняли меня. В эти дни нам приходится быть не только врачами и сестрами…

Пожав ей руку, он торопливо вышел из кабинета, прежде чем Софья Михайловна успела что-либо ответить.

Озадаченная, осталась она стоять на месте. В четырнадцатую палату клали умирающих. Палата в самом конце коридора, возле лестницы, и в ней только две кровати. Последнее время она была почти постоянно занята. Сестра Софья знала, что за больными в четырнадцатой палате не приходится долго ухаживать.

Сердце стучит, когда она входит в палату. Одна кровать пустая, на второй лежит мужчина. Глаза его закрыты, на впалых щеках — болезненный румянец. Смотрит карточку больного: Анатолий Хаким, караим, 21 год. Софье показалось, что он спит. Но вдруг больной весь задрожал, лицо искривилось от боли и изо рта вырвался стон. Дрожь прошла по спине Софьи Михайловны: ей послышалось, будто больной прошептал что-то по-еврейски.

Она замерла на месте, не отрывая глаз от больного. Ждет какого-нибудь знака, нового звука. Но больной не шевелится.

Наверное, уснул. Уже собралась уйти, как вдруг опять движение, опять тихий стон: «Маме, маме»…

У нее сжалось сердце: больной — еврей. Она должна следить, чтобы это не стало известно. Молнией мелькнула в мозгу мысль: если она будет ухаживать за ним и все раскроется, она погибла. Однако она тут же прогнала эту мысль и принялась за работу. Утром, после трудовой ночи, она не могла от страха заснуть: что будет, если Тереза разгадает, что он еврей? Можно ли положиться на нее до такой степени? А что если кто-нибудь из сотрудников литовцев войдет в палату и услышит бред больного?

Долго мучил ее страх, пока усталость не одолела ее.

Больной почти все время был без сознания. Температура у него была очень высокой. Иногда он вскакивал с кровати, порываясь бежать, кричал и плакал. Чаще всего бредил.

Так прошло шесть суток. Все это время Софья Михайловна старалась избегать остальных сестер: боялась их вопросов. Закончив смену, спешила укрыться в своей комнате. Только Шуле она иногда рассказывала о больном из четырнадцатой палаты. И от Терезы Шуля слышала о нем и заинтересовалась судьбой бедняги-караима.

На седьмой день вечером, когда Софья Михайловна вошла в кабинет, чтобы получить у Терезы указания на ночь, той на месте не оказалось. Софья решила заглянуть сначала в четырнадцатую палату. Больной лежал в кровати, чуть приподняв голову, и пил из рук Терезы.

— Кризис позади, — улыбнулась ей сестра и вышла в коридор. — Будет жить… Будем надеяться, что через неделю уже сможет встать с постели, глаза ее блестели радостью. Помолчав, добавила:

— Я никому не давала входить к нему, сама за ним ухаживала. Сестра Тереза пожала Софье руку и вышла легкой походкой, высокая, стройная, одетая в черное монашеское платье. Софья осталась стоять, глядя на дверь, за которой скрылась монахиня.

Теперь ей стало ясно, что ее тайна известна этой сестре. И как будто камень свалился с ее души. Стены больницы сделались ей близкими и дорогими, и даже ночная работа не удручала, а доставляла ей удовольствие. Легко бегала от кровати к кровати, помогая больным. Закончив обход, она вернулась в четырнадцатую палату.

Больной лежал с открытыми глазами. Щеки у него высохли, лицо как восковая маска. Черные глаза глубоко запали, но в них уже светится жизнь.

Целый час Софья Михайловна меняла ему постель и растирала спиртом немощное тело. Больной следил взглядом за каждым ее движением. Это было неприятно Софье.

— Надеюсь, вам стало немного лучше, — сказала она. — Скоро совсем поправитесь.

Больной не ответил, только губы его чуть дрогнули. Когда спустя час она снова вошла к нему, он крепко спал.

Прошло еще несколько дней. Больной уже мог сидеть в постели. Софья чувствовала, что он не спит по ночам. Но когда она входила, он поспешно закрывал глаза. «Он меня боится, нужно ему объяснить, что я друг», решила она. С Терезой она не говорила о нем. Как будто оговорившись, они не касались этой темы в своих беседах. Однажды, войдя ночью в палату, она застала больного сидящим в кровати. На сей раз он не закрыл глаза и не притворился спящим.

— Сестра, — обратился он к ней, — долго я был без сознания?

— С неделю.

— Так… Кто ходил за мной?

— Сестра Тереза и я.

Больной замолк. Видно было, что он что-то взвешивает в уме. Затем вдруг схватил ее за руку:

— Сестра, кто эта Тереза? Хороший человек?

В глазах больного Софья увидела страх. Она ощутила острую жалость к нему. Парнишка совсем молодой… Поспешила его успокоить.