Дети разлуки - [12]

– Какой поганец! – воскликнула Луссиа-дуду, как возмущенная мать, которая выслушивает жалобы своей дочери на мужа.

– Ты же знаешь, каких сил и боли мне стоило родить этих двоих, – добавила Сатен, ласково поглядев на близнецов. – В последний раз, когда он попробовал, мне было очень больно, но я все снесла и не протестовала…

Повитуха покачала головой, всем своим видом показывая, как она солидарна с подругой.

– Я очень люблю его, – продолжила молодая женщина, – и понимаю, как он устает на фабрике, и с тапочками, и вообще. Я не хотела бы отказывать ему в том немногом, что жена может подарить мужу, – пожаловалась она.

Луссиа-дуду взяла ее руку и приложила к сердцу.

– Ты молода, но Бог наградил тебя доброй душой и мудростью. Не падай духом. Когда вы будете в постели, – зашептала она с видом человека, поверяющего большой секрет, – старайся быть с ним рядом… но по-другому. Рассказывай ему о твоих мечтах, твоих фантазиях, о том, что тебе хотелось бы с ним делать. Заворожи его, шепча на ухо ласковые и нежные слова. «То самое» – не самое важное, оно вообще перестает быть важным, если между супругами нет взаимопонимания.

Янтарные глаза Сатен вновь засветились.

– А пока, – продолжила повитуха, – я приготовлю тебе мазь, которую будешь наносить туда до тех пор, пока все не станет, как прежде. Это произойдет совсем скоро, вот увидишь, – заговорщически улыбнулась она.

– Ах, моя дорогая Луссиа-дуду, я искала тебя на небесах, но нашла на земле! – воскликнула Сатен, крепко обнимая ее в порыве искренней благодарности.

* * *

– Мой маленький паша, – сюсюкал Сероп, наклоняясь над ребенком и целуя его в животик.

Малыш засмеялся, открыв беззубый ротик, полный слюны и остатков молока. Рядом с ним брат уставился на отца, словно ожидая тех же ласк и для себя.

– Это кто? – спросил Сероп, показывая на него пальцем.

– Габриэль.

– Тот, что родился первым?

Жена покачала головой и улыбнулась. Ее забавляло, что муж до сих пор не различает близнецов. Конечно, они были совершенно одинаковые, по крайней мере физически, но Сатен различала в них те крохотные детали, те незначительные особенности, которые, наверное, только мать могла заметить: чуть другая гримаса плачущего малыша, лишняя диссонирующая нотка в смехе, более длинный волосок в брови.

Сероп выпрямился, подошел к столу и открыл ящичек.

– Что ты делаешь? Малыш обиделся и сейчас заплачет, – упрекнула его жена.

– Сейчас вернусь, – ответил он, копаясь в алюминиевой банке, где хранились цветные тесемки для сшивания тапочек. Затем он приблизился к детям, держа в руке две катушки. – Красная – для Микаэля, зеленая – для Габриэля, или как там мы их окрестим в конце концов! – радостно произнес он.

Затем он оторвал по кусочку от каждой катушки, взял ручку одного ребенка и пару раз обвернул тесьму вокруг запястья, затем завязал узелок, наклонился и откусил лишний хвостик. Малыш улыбнулся, явно радуясь новой игре, которую придумал папа.

– Вот так! – сказал Сероп и сделал то же самое с ручкой второго младенца.

– По-твоему, это нормально? – Сатен собралась было возражать, но кто-то позвал ее снаружи.

– Кто там? – спросил Сероп, дав знак жене замолчать.

– Почтальон.

Сероп, отодвинув портьеру, выглянул наружу.

Юноша в форме держал в одной руке коричневую коробку, а другой махнул в знак приветствия.

– Это вы господин Сероп Газарян?

– Да, – прохрипел Сероп, у которого перехватило дыхание от удивления.

– Вам пакет из Америки, господин.

Сероп взял коробку, но почтальон остановил его:

– Минутку, господин. Сначала распишитесь.

– Тогда заходи, а то холодно, – пригласил его Сероп. – Выпей мосхуди, согрейся, – добавил он, наливая в стакан, не дожидаясь ответа.

– Какие красивые малыши, – сказал почтальон, поднимая стакан в знак тоста.

Как только он ушел, муж и жена нетерпеливо развернули пакет довольно внушительных размеров. Когда они открыли его, комнату наполнил чудесный аромат, напоминавший смесь ванилина и шоколада. Сероп глянул на улыбающуюся Сатен, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Тогда он начал вынимать содержимое коробки и складывать все на столе. Сначала появились два элегантных и теплых пальтишка из синей и коричневой шерстяной ткани, потом пара махровых ползунков разного цвета, затем, в тонкой оберточной бумаге, две стопки микроскопического нижнего белья из тончайшего хлопка, на каждого брата. Но это было еще не все, потому что в коробке также лежала шкатулка, обтянутая красным бархатом, с надписью: «Barney’s deluxe chocolates»[12].

Сероп слегка встряхнул ее, и из глубины шкатулки донесся глухой звук.

– Ах, какой запах! – прошептала Сатен, завороженно глядя на шкатулку.

– Подожди, тут еще что-то есть! – воскликнул Сероп, вынимая две банки сгущенного молока и две коробки яичного порошка. Затем он провел рукой по дну коробки, думая, что она уже пуста, но нащупал книгу. – The Daring Young Man on the Flying Trapeze, – прочел он, неправильно произнося слова, – by William Saroyan[13].

Он посмотрел на обложку, на ней был изображен контур мужчины, повисшего на трапеции, в полете. Сероп перелистал книгу несколько секунд, прежде чем положить на стол с явным разочарованием: он не понимал ни слова из текста.