Дети на ветру - [48]

— Давайте я вместо вас посмотрю, что там в письме.

— Не иначе как о деньгах. Этот Аояма сам написать не осмеливается, так детей заставил. Можно не читать, все и так ясно, — бурчал дед.

Тем временем Сюнити разорвал конверт и прочитал письмо.

— И все же, взгляните! — сказал он, протягивая письмо старику.

Дед надел очки и с недовольным видом стал его читать.

— Так, в следующий раз непременно попросят, чтоб я прислал сто иен. Если не в письме, так по телефону попросят. Однако ни ко мне, ни к Рокаи не обратятся. Скорее, к тебе. Так ведь?

Сюнити промолчал, не поднимая головы. Потом сказал:

— Мне трудно говорить, но такой случай, что не сообщить вам нельзя. Дело в том, что Хисако только что звонила в контору…

— Вот как! Уже звонила.

— Да. Кажется, Аояма-кун тяжело болен.

— Денег не дам! — решительно тряхнул головой дед.

— Но ты подумай! — взволнованно приставала бабушка.

— Не дам, и все! — отрезал старик. — Представляешь, я послал ему с Рокаи его вексель на три тысячи иен, хотел погасить его, а он вернул, да еще и меня оскорбил. Не захотел, чтобы я его долги оплатил. С тех пор не прошло и двух недель, еще язык не просох от оскорбления, а он обращается с просьбой о деньгах. С какими это глазами!

— Да ни с какими! Обращается, потому что считает тебя отцом… — быстро заговорила старуха.

— Замолчи! Твое дело помалкивать, — оборвал ее дед.

— А вот не буду молчать!

— Нет, будешь! — резко бросил старик и пнул ногой пепельницу, стоявшую перед ним.

Пепел поднялся облаком. Старушка заплакала и, всхлипывая, вышла из комнаты. Такое случалось в этом доме частенько, поэтому Сюнити не особенно удивился. Подождав, пока осядет пепел, он сказал:

— Я думаю, что все это серьезно. И вряд ли Аояма-кун знает о том, что Хисако звонила в контору. Она сказала, что Аояма-кун едва ли выживет.

— И все равно не дам. Отвернуться от моего посланца и теперь звонить!

— Но так сложились обстоятельства. Хисако умоляет вас помочь.

Руки старика, лежащие на коленях, задрожали, но он не проронил ни слова. Видно, сильно был оскорблен тем, что ему вернули вексель.

Толпа деревенских ребятишек, шумно переговариваясь, возвращалась из школы по дамбе Огава. Среди них были Дзэнта и Сампэй. В это время с низовья реки к ним подъехала машина. В ней сидели скотники Сараяма и Хасикава.

— Мальчики! Отец хочет с вами увидеться. Залезайте поскорее в кузов, поедем в город, в больницу! — крикнули они.

И ребята, прямо с ранцами за спиной, были доставлены в приемный покой больницы. Впервые они почувствовали, что существует особый мир взрослых людей. Этот мир был огромен и не очень надежен.

В приемный покой, где они стояли, вышла мама.

— Приехали? Ну, пойдемте, — сказала она и повела мальчиков по длинному коридору. По пути она предупредила их: — Отец сильно ослаб и захотел увидеть вас. Пожалуйста, будьте веселыми. Но не шумите особенно, потому что отец тяжело болен.

Мальчики вошли в слабо освещенную палату. На кровати неподвижно, словно кукла, лежал человек с безжизненным лицом. Волосы на голове и на бороде его были тусклыми, будто лошадиная или коровья шерсть. И это был их отец. У него двигались только глаза. Когда две пары ребячьих глаз уставились на больного, губы его слегка дрогнули — он улыбнулся.

— Хорошо, что пришли. Ну как, здоровы? — тихим голосом спросил отец.

Сампэй кивнул.

— Ответьте громко!

— Здоровы! — по-солдатски четко произнес Дзэнта.

— Здоровы! — сказал Сампэй и засмеялся.

Отец с улыбкой взглянул на них.

— Не бойтесь, я не умираю. Вот только никак не поправляюсь. Хочу сказать вам несколько слов.

Мальчики кивнули.

— Никогда в жизни не пытайтесь извлечь пользу за счет других. Короткие дороги не выбирайте. То, что людям достается за пять сэн, купите за десять. А то, за что платят десять сэн, возьмите за пятнадцать. Речь идет не о деньгах, а об учебе и работе. Поняли?

Они кивнули.

— Ответьте громко!

— Поняли! — сказал Дзэнта.

— Поняли! — сказал Сампэй.

— Вот так, а теперь спойте мне песню.

Мальчики смущенно переглянулись и тихо затянули «Песню болельщиков бейсбола Университета Кэйо».

— Громче! — велел отец.

Они заорали во все горло, и когда спели один куплет, мама, до сих пор потрясенно наблюдавшая за этой сценой, остановила их, похлопав по плечам. И, взяв две большие груши со стола, подала их сыновьям.

— А теперь пойдемте, — сказала она и, обращаясь к больному, спросила: — Они ведь могут уйти, да?

Мальчики, поклонившись отцу, вышли из палаты.

С грушами в карманах они вернулись на машине домой.

Дедушка! Сегодня мы опять одни в доме. Вот я и решил написать тебе письмо. Отец болен, поэтому мы должны учиться все делать сами. И письма писать тоже.

Сегодня мы ездили в больницу. Отец сказал нам, чтоб мы не искали выгоды за счет других людей. Мы спели ему песню. Отец похудел и лежит без движения, как бревно. И все же он засмеялся, когда мы пели. Он сказал, что не собирается умирать. Дедушка! Приезжай на лошади. Я хотел бы поучиться ездить на лошади.

Сампэй.

И это письмо бабушка Оно тотчас же вскрыла и прочитала. Затем отправилась к старику и с вызовом заявила:

— От Сампэя письмо пришло. Я прочитала. Будешь читать?

— А зачем? Ты же прочитала, ну и довольно, — отказался старик.