Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - [20]
Очень интересно готовится этот финал ритмическими особенностями стихотворения. Каждый раз, когда заходит речь о, казалось бы, неразрушенном единстве двоих, затрудняется произношение строки, утрачивается плавность из‑за дополнительных утяжеляющих ударений: «друг подле друга, наших двух теней»; в последней строфе это свойство захватывает и «природную» строчку «сук ели трещит смоляной» – и сначала дополнительным ударением на что в предпоследней строке, а потом – в последней – двумя дополнительными ударениями на местоимениях «я» и «что» певучая интонация уничтожается безвозвратно.
О следующем стихотворении поговорим еще более бегло.
Стихотворение это рекомендуют читать в начальной школе, потому что оно идеально вписывается в «сезонную» тематику. Мы знаем много классических произведений великих поэтов об осени и легко можем заключить, что это еще одна унылая пора, но без очей очарованья.
Наблюдения за состоянием природы – отлетом птиц, падением листьев, ветром – действительно есть в каждой строфе, но вот что интересно: ими занята вся первая пятистрочная строфа, а в последующих число «природных» строчек последовательно сокращается. Они перемежаются прямыми сообщениями о состоянии героя, и это не просто грусть и осеннее уныние: сначала вялость, потом неожиданный порыв к какому‑то отважному противостоянию стихиям, быстро угасающий и сменяющийся безысходной тяжестью. Загадка тут в том, как связаны конкретные описания природы и переживания героя.
Первая строфа окрашена живым присутствием героя, которого мы воспринимаем как наблюдателя и немного простодушного рассказчика с указующим жестом: «вон над той горой». Не противоречит этому впечатлению и вторая строфа с бытовым сообщением о сонливости и беспокойной ночи: хоть и спится, а все время слышен стук в окно; здесь впервые появляется слово, прямо называющее чувство, но этим чувством наделен не герой, а ветер, который злится. Третья строфа взрывает ощущение обыденности сильным эмоциональным всплеском, тем более неожиданным, что описанное ранее не воспринималось как нечто дурное или томительное; первые строчки складываются в предложение неполное и неправильное («лучше б… встретить… рад»), а за этим без всякой логической связи следует очередное описание удаляющихся птиц, но оно не похоже на мерные строки о ласточках и грачах первой строфы и первым в стихотворении сильным переносом на грани ритмического сбоя («Словно как с испугу // Раскричавшись, к югу // Журавли летят»), и эмоцией, приписанной улетающим птицам. Точнее, об испуге напоминает герою крик журавлей, и в нашем восприятии соединяются мечта о борьбе, смелом действии – и испуг, то ли останавливающий героя, то ли возвращающий к томительной дурной реальности, в которой «поневоле тяжело – хоть плачь». Заметим, что опять в строках, говорящих о сильном чувстве, появляется резкий перенос.
У этого стихотворения есть яркая грамматическая особенность: все предложения, прямо посвященные герою, а не природе, лишены подлежащего: первое – безличное, потом неполное (а не определенно-личное, как может показаться), потом обобщенно-личные и опять безличное. Ни одного «я» или «меня» на целое лирическое стихотворение. Возникает ощущение, что перед нами горестное обобщение о жизни, в которой человеку отведена роль страдательная. (Такое восприятие стихотворения подкрепляется и размером – трехстопным хореем, у которого, как мы знаем, есть некоторый семантический ореол; вспомним слова М.Л. Гаспарова о природе и смерти.) Между тем все предложения, в которых говорится о жизни природы, двусоставные (за исключением одного – «на дворе темно»), и в них названы активные деятели: улетевшие или улетающие ласточки, грачи, журавли, лист, ветер – и, наконец, перекати-поле. Почему именно так – очередной природной движущейся картинкой – завершается стихотворение (да еще и вводится этот последний деятель татологической – то ли издевательской, то ли бессильной – рифмой «поле – перекати-поле»)?
Наверное, можно согласиться с Б.Г. Бобылевым, утверждающим: «В образе же перекати-поля воплощено переживание жизни как бесконечного и бесцельного блуждания по земле. Перекати-поле, как и лист, – это мертвые подобия птиц. Свободному, стремительному полету, символом которого является слово “ласточки” (общеслав. “ласта” буквально значит “летящая”), противопоставляется пародия полета: “прыгает, как мяч”»[45].
Лермонтов: классические стихи и современные дети
Когда‑то Михаил Леонович Гаспаров предположил, что максимальный срок жизни литературного произведения – 200 лет, позже это уже классика, которую изучать необходимо, но воспринимать живо не получится. «Совсем недавно мы отмечали 200‑летний юбилей Пушкина: не была ли его истерическая пышность бессознательной попыткой скрыть, что Пушкин для нас тоже отодвигается в музейные ценности?»
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
Предлагаемое пособие имеет практическую направленность и нацелено на то, чтобы помочь учащимся подготовиться к выполнению самых сложных заданий на Едином государственном экзамене по русскому языку (часть «С»), т.е. к написанию сочинения-рассуждения в жанре, близком к рецензии или эссе. В пособии даны речевые образцы и методические шаги по выстраиванию сочинения-рассуждения в жанре рецензии, указаны типичные, часто встречающиеся на ЕГЭ грамматические и речевые ошибки, предложены советы, как начинать и завершать письменную работу, приведены основные параметры стилей речи и образцы рецензий по каждому из них.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Назовите самые популярные переводные детские книги. Не сомневаемся, что в ваш список попадут повести о муми-троллях Туве Янссон, «Алиса в Стране чудес» Кэрролла, «Хроники Нарнии» Льюиса, эпопея «Властелин колец» Толкина, романы Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере. Именно о них – ваших любимых (или нелюбимых) книгах – и пойдет речь в этом сборнике. Их читают не по программе, а для души. Поэтому рассуждать о них будет самый известный литературный критик, поэт и писатель, популяризатор литературы Дмитрий Быков. Его яркие, эмоциональные и невероятно интересные выступления в лектории «Прямая речь» давно привлекают школьников и родителей.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.