Дети Бронштейна - [43]

— Что-то не так? — удивился Кварт.

— Я просто поражен, — ответил я.

— Ладно, ладно, — продолжал довольный Кварт, легонько толкнув меня в грудь, — только не рассказывай, будто не думал о такой возможности.

Чем дольше я тянул с решительным ответом, тем глубже западала ему в голову эта идея. Рассчитывать, что Ванда не согласится на мое подселение, было рискованно.

И я ухватился за первый попавшийся спасательный круг: я, дескать, весьма чувствителен к шуму, эту причуду я унаследовал от отца, если где-то шумят, я ничего делать не могу, только к шуму и прислушиваюсь, а в сентябре я приступаю к учебе, а он-то ведь скрипач и вряд ли ради меня готов сменить профессию, однако скрипач и студент в одной квартире не уживутся, хотя предложение его такое великодушное, ну просто королевское.

Он пошел к двери и велел мне следовать за ним по коридору, который продолжался, оказывается, и за занавеской. В этой части квартиры я еще не бывал, Кварт провел меня в затхлую комнатенку, служившую чуланом. Взгляд мой сразу упал на стеллаж, до половины высоты забитый угольными брикетами, далее книгами. К единственному окошку придвинут одежный шкаф, но не очень высокий, весь свет не загораживает. Кварт попросил меня минутку подождать, он сейчас вернется.

Выключатель у двери сломан. Терплю, желая доставить Кварту удовольствие. Какой странный день: сначала Элла испугалась, что я обойду ее с наследством, теперь вот это. Уж не думает ли Кварт, что мне понравится этот чулан, если я поторчу тут подольше?

Спустя вечность он вернулся с вопросом:

— Ты что-нибудь слышал?

— Нет.

— Совсем ничего?

— Нет.

— А ведь я играл на скрипке! — с удовлетворением заключил он.

Я растерянно потопал за ним назад, в залитую светом гостиную, похоже, я попался на дурацкий трюк. Того и гляди въеду в эту квартиру по собственному малодушию. «Просто уйти, — подумал я, — уйти и не оборачиваться, это единственный путь, доступный трусу». И все-таки уговаривал себя, что чувство такта, а не трусость держит мой рот на замке. Кварт, протянув мне листок бумаги, попросил записать телефон, по которому меня можно найти. Тут я и говорю:

— Мне не хочется здесь жить.

— Что это значит?

Говорить, не отступать, начало отличное, я иду по верному следу, мысль птичкой бьется у меня в голове, только ухватить.

— Жить здесь — значит все время вспоминать о несчастье, не так ли? Целый год я приходил в себя, но только вы открыли мне дверь, как сразу все и вернулось.

По напуганному его взгляду вижу, что попал в точку. Какой же я негодяй, нанес ничтожному противнику удар несоразмерной силы.

Двумя пальцами Кварт стучал себе по лбу, все не мог взять в толк, как это его со стороны натолкнули на столь очевидную мысль. А ведь мне ничего не стоило уйти домой и позвонить спустя несколько дней с сообщением, что мне как снег на голову свалилась роскошная комната. И у него бы от сердца отлегло.

— Мне на тебя сердиться?.. — произнес он. — Мне — на тебя? Могу только прощения попросить, мальчик мой дорогой. Что-то я стал туго соображать.

Он настоял на том, что заварит свежего чаю, у него есть настоящий английский. Отправившись следом на кухню, я наблюдал за движениями, которые он выполнял безмолвно, с печальным видом. Из трубы давным-давно ненужной печки он вытащил яркую банку с английским чаем. Я попытался утешить его по-иному, на пользу нам обоим: пусть, говорю, его предложение неприемлемо, зато он может мне помочь, порасспросив о жилье музыкантов своего оркестра.

— Я и в синагоге могу спросить!

А те, к кому он обратится, в свою очередь начнут расспрашивать своих знакомых, и так далее, и так далее, пока лавина вопросов не докатится до нужного человека, — убеждал я.

Над кухонным столом к стене прикреплена страничка из книги, я прочитал подчеркнутые красным строки о музыке: «.ибо она столь высока, что недоступна никакому разуму, всевластное и всеохватное воздействие ее осмыслить никто не в силах.»

— Это Гёте написал, — пояснил Кварт. — Не будь я Гордон Кварт: через месяц у тебя появится комната, положись на меня.

***

Гордон Кварт пригласил нас в ресторан. Только в шесть вечера отец мне сообщил: Кварт в семь заедет за нами на машине. Я возмущался, что меня так поздно оповестили, — разумеется, вечером мы встречаемся с Мартой. Отец равнодушно сказал, что я могу и не идти, если не хочу, а уж с Квартом он как-нибудь объяснится. Вот уже сколько дней он всячески давал мне почувствовать, до чего я ему отвратителен. Притом я помалкивал и вел себя так, будто забыл про похищение, то избегая отца, то чуть подлизываясь, ну, куда ж еще?

— Помнишь свое обещание? После выпускных я могу о чем-то попросить.

— Да.

— В будущем прошу сообщать мне заранее, что мы куда-то приглашены.

Чистое безумие, я мог пожелать путешествие на Кавказ или деньги, а может, и мотоцикл, но вместо этого лишь выпустил капельку скопившегося внутри яда. Отец равнодушно ответил:

— Посмотрим, как получится.

Марта разобиделась, когда я позвонил, экая важность — ужин с отцом и Квартом. Я наврал, что Кварт всячески настаивал на моем присутствии, бог весть почему. Мы проболтали полчаса, нашептались и нашушукались вдосталь. Еще Марта спросила, как долго будет оккупирован домик, и тут уж я сказал правду: