Дети Бронштейна - [39]
Много лет назад мне пришла в голову мысль, что меня бы вовсе не было на свете, если б с Эллой периодически не случались ее припадки. Я имею в виду, что будь Элла так называемой нормальной девочкой, то вряд ли родители решились бы через девятнадцать лет после рождения первого ребенка произвести второго на мрачный этот свет. На самом деле у меня трое родителей: папа, мама и сумасшествие Эллы, причем двое уже умерли. Они терпеливо ждали, покуда им не сообщили, что в состоянии дочери коренных перемен не предвидится, и тогда решили завести второго ребенка, такого точно, как Элла, только без сумасшествия. Будь оно по-иному, я был бы значительно старше. Иногда я дико злился на отца за то, что он об этом и словом не обмолвился, а иногда думал: да что ж он может сказать?
Мы покидаем центр Земли, там теперь расположились стоя и сидя другие шумные визитеры. Эллу нисколько не заботит, что мой свитер промок. Делает знак следовать за ней, есть тут и другое местечко, можно попытаться. Пока мы шли рядом, я рассказал ей про привычку Лепшицев каждый вечер выискивать в телевизоре, кто на кого похож. Но этот рассказ она не удостоила даже улыбкой.
Идем через всю территорию, задерживаемся у киоска, где она мне велит купить шоколад и сигареты. Потом дальше, только это уже прогулкой не назовешь, Элла шагает вперед, словно торопится по делам.
Стройплощадка у главных ворот — вот наша цель, Элла провела меня между кучами песка, грудами досок, штабелями кирпича. Конечно, в субботу нам никто тут не помешает, но отчего она хочет, чтобы ей не мешали?
— Красивым это место не назовешь, — заметил я.
Она оглянулась, не идет ли кто за нами? Потом уселась на какое-то бревно и сказала:
— Мы все время говорили о тебе. Но это ведь и меня касается.
Я забеспокоился, хотя понятия не имел, куда она клонит. Голос ее звучал решительно и на редкость строго. Я сел напротив и кивнул, о, как хочется обнять ее, и я подумал: «Если станет в чем-то упрекать, значит, заслужил».
— Почему ты никогда не говоришь со мной о деньгах?
— О каких деньгах?
— О деньгах, которые ты получил по наследству. Точнее, которые мы получили по наследству. Но я-то их не вижу.
Как себя вести? Я веселюсь или я словно громом поражен? Надо же, борется за отцовское имущество. Может, услыхала по радио передачу про мошенничество в наследственных делах? Вот, собрался наконец: встал и обнял ее. Она стерпела, но не более того, и слова свои назад не взяла. У меня на груди сказала:
— Да, да, ты меня любишь. Но это не значит, что тебе принадлежит все.
Нельзя по-другому, надо ее отпустить и обсудить вопрос о нашем наследстве. Я заговорил, постоянно мучаясь мыслью, что, по сути, она права. Заверил, что не потратил пока, можно сказать, ни пфеннига, и назвал примерную сумму на банковском счете. И еще сказал, что ей принадлежит не только половина, но вообще все, если она настаивает.
Элла, взяв меня под руку, потянула обратно. В лечебнице нет отделения банка, пусть она просто скажет, сколько нужно привезти. Цепляясь за меня, она взволнованно сжимала мою ладонь. Я понял: жалеет, что так обошлась с младшим братиком. До самой двери в комнату мы оба отходили от испуга, а там она спросила, не могу ли я купить ей черную накидку, а потом когда-нибудь еще и красивую шляпку.
***
— Марта, — сказал я, — так больше продолжаться не может.
Марта придерживалась того же мнения, но толку-то что. С тех пор как этот скот занял наш домик, мы не знали, куда деваться от любви. А любовь росла и росла, точно по закону, согласно которому размножаются те, кому места не хватает.
Мой первоначальный страх, что я один так ужасно страдаю, оказался напрасным: Марта изнемогала и пылала не меньше моего. Ко всем несчастьям погода лучше не становилась.
Вдруг я пристрастился делать двусмысленные намеки, до того пошлые, что сам бы их не стерпел еще несколько дней назад, а Марте это вроде бы понравилось. Увидев, например, пожилую пару на улице, я говорил: «Угадай, куда это они направляются?» А Марта отвечала: «Ты что, слепой? Они уже идут обратно». Дней десять назад мы бы скорее язык проглотили.
Центр города полностью захватили гости. Откуда ни возьмись — кафе, где ни прислушайся — дерзкие речи да громкие крики. На одном перекрестке двое чернокожих пошли на красный через дорогу, и никто не свистнул им, чтобы вернулись. Небо затянуто тучами, но все сияют, кроме нас. Марте молодые люди то подмигнут, то ляпнут что-нибудь, будто меня вообще нет рядом. Заметив мой косой взгляд, она воскликнула:
— С такой девушкой, как я, придется потерпеть!
Пригласила меня в чайную, одолжив денег у родителей в ожидании гонорара. Вокруг за столиками саксонцы с мексиканцами как будто соревнуются, кто умеет дольше ржать и громче орать. Но главное, рука моя лежит у Марты на коленке. Глядя ей в лицо, я вдруг почувствовал нечто странное: слышу каждое ее слово, а смысла не улавливаю.
Кто-то со всей силы хлопнул меня по плечу. Я обернулся, блондин понял, что обознался, и ушел, даже не подумав извиниться. Марта расхохоталась, и ей на радость я тоже сделал вид, будто мне весело. А она сказала, что со спины меня легко принять за кого-то другого.
Автор книги рассказывает о судьбе человека, пережившего ужасы гитлеровского лагеря, который так и не смог найти себя в новой жизни. Он встречает любящую женщину, но не может ужиться с ней; находит сына, потерянного в лагере, но не становится близким ему человеком. Мальчик уезжает в Израиль, где, вероятно, погибает во время «шестидневной» войны. Автор называет своего героя боксером, потому что тот сражается с жизнью, даже если знает, что обречен. С убедительной проникновенностью в романе рассказано о последствиях войны, которые ломают судьбы уцелевших людей.
От издателя«Яков-лжец» — первый и самый известный роман Юрека Бекера. Тема Холокоста естественна для писателя, чьи детские годы прошли в гетто и концлагерях. Это печальная и мудрая история о старом чудаке, попытавшемся облегчить участь своих товарищей по несчастью в польском гетто. Его маленькая ложь во спасение ничего не изменила, да и не могла изменить. Но она на короткое время подарила обреченным надежду…
Роман "Бессердечная Аманда" — один из лучших романов Беккера. Это необыкновенно увлекательное чтение, яркий образец так называемой "моторной" прозы. "Бессердечная Аманда" — это психология брака в сочетаний с анатомией творчества. Это игра, в которой надо понять — кто же она, эта бессердечная Аманда: хладнокровная пожирательница мужских сердец? Карьеристка, расчетливо идущая к своей цели? И кто они, эти трое мужчин, которые, казалось, были готовы мир бросить к ее ногам?
В книге «Опечатанный вагон» собраны в единое целое произведения авторов, принадлежащих разным эпохам, живущим или жившим в разных странах и пишущим на разных языках — русском, идише, иврите, английском, польском, французском и немецком. Эта книга позволит нам и будущим поколениям читателей познакомиться с обстановкой и событиями времен Катастрофы, понять настроения и ощущения людей, которых она коснулась, и вместе с пережившими ее евреями и их детьми и внуками взглянуть на Катастрофу в перспективе прошедших лет.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.