Детектор смысла - [6]

Шрифт
Интервал

выносила из пожара
тельце мертвое одно
если в малого ребенка
пулю меткую вогнать
покричит дитя легонько
а потом молчит опять
и стоит на зорьке баба
в сельском штопаном пальто
голосит но слышно слабо
не ответит ей никто
уж такая здесь эпоха
не сыскать концам начал
мы всю жизнь кричали плохо
нам никто не отвечал
лишь молчала в звездах башня
снежной ворохи крупы
отчего нам жить не страшно
неужели мы глупы

ошейник

я встречался с тобой в приозерном тумане хмуром
возле старого kresge's на перекрестке huron
и state street а затем к риверсайду вместе на спуске
где из встречных в ту пору никто не умел по-русски
мимо вяза в свищах где додж ободрал лишайник
мы гуляли с собакой которую звали шарик
часто билл попадался навстречу от спида взвинчен
на коротком пробеге от borders до olga's kitchen
только шарик давно в неизвестную даль отшельник
у меня если что сохранился его ошейник
и еще на марию из ипси наткнулись у рынка
ты не помнишь наверно она была филиппинка
с полуфунтом стейка в кульке с полуфунтом сердца
это наша страна насовсем никуда не деться
и ливанец валид у рояля руссель соната
сонатина верней ну и как ты жива сама-то

«вы антиподы выпили и спите…»

вы антиподы выпили и спите
сгорели фонари
пока скорбит кенжеев в джерси-сити
по эмме бовари
слепые пальцы тянутся к мобиле
как птицы в путь к зиме
вдруг оторопь ведь абонент в могиле
лежит в сырой земле
не с ним ли что ни год с тверской на невский
за дачной каланчой
уснул восток не спит один гандлевский
средь умбрии ночной
запомнить мир где вниз глазами город
в надир ветвями лес
куда летят когда отсохнет провод
пустые смс
в чьем человечестве в чьем ритме редком
из личности простой
в чьем воздухе нам подниматься ветром
кому гореть звездой
вся полночь в черных пузырьках как сода
но в стекла мотылек
тень может быть того кто там с испода
земли в могилу лег
чем смыть судьбу какие выбрать темы
пролить ли не тая
с кенжеевым слезу над гробом эммы
но эмма это я

призрак уходящий в стену

тому кто лишь в воздухе дрожь или соль в золе
неважно уже как живут на его земле
ни снежное над головой шевеленье пихт
ни белое по голубому ристанье яхт
не явь для того кто с концами умолк и стих
материя тень для него даже дух не факт
оставленным тешить либидо и портить плоть
подземное сердце камланьем не уколоть
и чей улетучился импульс из тленных схем
ни жребия в жаворонке ни судьбы в морже
земля одинаково принадлежала всем
рожденным но жатве не принадлежит уже
кто правит пространством когда города пусты
сквозняк на безлюдном столе шевелит листы
ночной монитор молчок и в неводе вен
чей образ притворен давно и обман любим
но пихты обриты а яхт прихотливый крен
сливает в сознании белое с голубым

«если божья коровка в дороге не тронет ни тли…»

если божья коровка в дороге не тронет ни тли
стиснет зубы и не прикоснется к любимому блюду
у нее загорается свет трансцендентный внутри
и она превращается в будду
если вдруг стрекоза на росу перейдет и овес
расцелует цветок перевяжет кузнечику рану
семеричную правду откроет собранию ос
стрекоза обретает нирвану
как же выпало нам суетиться уныло внизу
от кровавой еды поднимая лишь нехотя лица
не затем чтобы лить над сурком сиротливым слезу
или с дятлом над истиной биться
мы не божьи уже наши крылья присохли к спине
истребитель добра ненасытного брюха носитель
даже лучший из нас далеко не товарищ свинье
и скоту своему не спаситель
чем утешится тело когда избавленье хваля
устремятся из мира в канун окончательной жатвы
вертолетные ангелы в венчиках из хрусталя
семиточечные бодисатвы

«какая творческая свора…»

какая творческая свора
на толковище у реки
добыча радия из сора
ахматовские рудники
добыча мелочи игра на
гроши душой не покривлю
но не урана для ирана
и не полония кремлю
чье божество щедрей на жесты
а жребий сад и соловей
для нужд треножника и жертвы
приставлен если послабей
кому оружие пергамент
и если муза не ушла
она патроны выбирает
для принтера а не ружья
для паники а не покоя
строка устроена своя
когда б вы знали из какого
предсмертия растут слова
лишь выговорившись не горько
умолкшему семь нот не крюк
пасть выполоскав кровью горло
раз жил не обагряя рук

наведение на резкость

волхвы норовили в проулок нырнуть сторонясь
но заднего хвать не промешкав за охабень князь
ответь мне геноссе кудесник чего я хочу
зачем себе сердце от черной бациллы лечу
по-шведски волхвы встрепенулись а ну как пизды
отвесит но после смелеют в ночи лопоча
в предложенных мальборо пачку вложили персты
и чиркая спичками поняли без толмача
друиды молчат но внутри приготовлен ответ
их вождь ротовое отверстие вытянул в шнур
над скулами кожа на нем помертвела от лет
чьи челюсти жадны до смердьих и княжеских шкур
дымок из ноздрей упирается в тучи верстой
ладонь его сложена в жест непостижный уму
где загнуты палец четвертый и палец шестой
а с тыльной изнанки зрачок отражает луну
и конунг на кобре стоит не имея стыда
такой представлял он себе эту встречу всегда
а в баре напротив народ занимает места
похабные ветер развесил по стенам лубки
там голая девка танцует всю ночь у шеста
и зрителям это приятней чем грусть без любви
небесная в огненных жалах сверкает слюда
налогоплательщик ресурсы несет на пропой
на пирсе дозор принимает морские суда

Еще от автора Алексей Петрович Цветков
Бестиарий

Стихи и истории о зверях ужасных и удивительных.


Четыре эссе

И заканчивается августовский номер рубрикой «В устье Гудзона с Алексеем Цветковым». Первое эссе об электронных СМИ и электронных книгах, теснящих чтение с бумаги; остальные три — об американском эмигрантском житье-бытье сквозь призму авторского сорокалетнего опыта эмиграции.


Просто голос

«Просто голос» — лирико-философская поэма в прозе, органично соединяющая в себе, казалось бы, несоединимое: умудренного опытом повествователя и одержимого жаждой познания героя, до мельчайших подробностей выверенные детали античного быта и современный психологизм, подлинно провинциальную непосредственность и вселенскую тоску по культуре. Эта книга, тончайшая ткань которой сплетена из вымысла и были, написана сочным, метафоричным языком и представляет собой апологию высокого одиночества человека в изменяющемся мире.


Имена любви

Алексей Цветков родился в 1947 году на Украине. Учился на истфаке и журфаке Московского университета. С 1975 года жил в США, защитил диссертацию по филологии в Мичиганском университете. В настоящее время живет в Праге. Автор книг «Сборник пьес для жизни соло» (1978), «Состояние сна» (1981), «Эдем» (1985), «Стихотворения» (1996), «Дивно молвить» (2001), «Просто голос» (2002), «Шекспир отдыхает» (2006), «Атлантический дневник» (2007). В книге «Имена любви» собраны стихи 2006 года.


Атлантический дневник

«Атлантический дневник» – сборник эссе известного поэта Алексея Цветкова, написанных для одноименного цикла передач на радио «Свобода» в 1999–2003 годах и представляющих пеструю панораму интеллектуальной жизни США и Европы рубежа веков.


В устье Гудзона с Алексеем Цветковым

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Возле войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.