Десять страниц из истории музыки - [91]

В эти последние годы творческой деятельности усиливаются траурные и религиозные настроения, композитор отдает предпочтения камерным и вокально-инструментальным жанрам. Резко сокращается число крупных произведений: за 15 лет всего один балет (предельно абстрактный «Агон», посвященный Джорджу Баланчину), одно сценическое музыкальное представление («Потоп», написанный для телевизионной постановки). Один за другим появляются произведения «памяти…» — Дилана Томаса, Джона Кеннеди, Олдоса Хаксли, Т. С. Элиота. Практически все остальные произведения посвящены духовной тематике. Здесь надо назвать величественный «Canticum Sacrum», пятичастная форма которого продиктована архитектурой притворов собора св. Марка в Венеции, «Threni» (Плач пророка Иеремии), а также «Проповедь, притча и молитва», священная баллада «Авраам и Исаак», написанная на иврите. Обращается композитор и к музыке близкого по духу Карло Джезуальдо ди Веноза, обработав к 400-летию несколько его мадригалов. Особняком стоят «Движения» для фортепиано с оркестром (1959) — своеобразный опыт композиции, находящийся в творческом родстве с сериальной музыкой Булеза и Штокхаузена.

С начала 1950-х годов Стравинский начинает использовать в своих сочинениях серийный принцип. Три произведения являются главными в творчестве Стравинского последнего пятнадцатилетия. Это «Священное песнопение» (1955–1956), «Плач пророка Иеремии» (1957–1958), «Заупокойные песнопения» (1965–1966).

Высшее достижение Стравинского, апофеоз всего его творчества — Реквием («Заупокойные песнопения») для контральто и баса соло, хора и оркестра. В 84 года, когда он был уже серьезно болен, Стравинский создал произведение, отличающееся истинными художественными прозрениями. Сочинение-эпитафия проникнуто светлым предвосхищением Бога и трепетным человеческим приближением к Потустороннему. Музыкальная речь стала более ясной и одновременно образной, эмоционально контрастной. Реквием — итоговое сочинение Стравинского, и не только потому, что это его последняя крупная вещь, но и потому, что она вобрала в себя, синтезировала, обобщила многое из предшествующего художественного опыта композитора.

Об этом сочинении Стравинский писал: «…Заупокойные песнопения» завершили всю мою творческую картину…», «…Реквием в моем возрасте слишком задевает за живое…», «…сочиняю шедевр своих последних лет».

Стравинский очень активно гастролировал в Европе и мире как дирижер и пианист. 1962 год ознаменовался первым за 52 года фактического изгнания визитом на родину — по приглашению Министерства культуры СССР Стравинский дает несколько концертов в Москве и Ленинграде. Поездка оказала, несомненно, сильное эмоциональное воздействие на композитора, однако сдержанный и осторожный в проявлении истинных чувств Стравинский ни разу не высказался критически: «Я такой же русский, как и вы, и никогда не был эмигрантом… Моя жена была слаба здоровьем и только поэтому я не мог оставаться там более».

Среди последних произведений композитора — инструментовка двух духовных песен Гуго Вольфа — написано на немецком языке, ранее им не использовавшемся. Надо сказать, что Стравинский остался в истории музыки как уникальный пример композитора, писавшего на семи (!) языках — английском, немецком, французском, итальянском, латинском, иврите, а также на родном — русском.

Так, завершая жизненный и творческий путь, композитор возвратился к истокам, к музыке, олицетворявшей далекое русское прошлое, создав канон на тему русской песни «Не сосна у ворот раскачалася», использованной ранее в финале балета «Жар-птица». Тоска по этому русскому прошлому всегда присутствовала где-то в глубинах сердца, прорываясь иногда в высказываниях, и особенно усилилась после посещения Стравинским Советского Союза осенью 1962 г. Именно тогда произнес он знаменательные слова: «У человека одно место рождения, одна родина — и место рождения является главным фактором его жизни».

В 1969 году здоровье его резко ухудшилось. Однако продолжало биться сердце, продлевая угасающую жизнь. Стравинский говорил, что последние годы Равеля «были ужасными: он постепенно терял память и частично координацию и, конечно, отдавал себе в этом отчет. Гоголь умер пронзительно крича, Дягилев умер смеясь (и напевая «Богему», которую любил искренне и так же сильно, как всякую музыку), но Равель умирал постепенно. И это хуже всего». Он тоже умирал постепенно.

Стравинский скончался 6 апреля 1971 года — за два месяца до своего 89-летия. Он был похоронен на кладбище Сан-Микеле в Венеции (Италия), на так называемой «русской» его части, вместе со своей женой Верой, недалеко от могилы Сергея Дягилева.

Свою автобиографическую повесть «Хроника моей жизни» Стравинский завершил словами: «Я не живу ни в прошлом, ни в будущем. Я — в настоящем. Я не знаю, что будет завтра. Для меня существует только истина сегодняшнего дня. Этой истине я призван служить и служу ей с полным сознанием».

Эта истина воплотилась в творчестве Стравинского, который говорил: «Я люблю все, что бы ни делал в данный момент, и с каждой новой вещью я чувствую, что наконец-то нашел путь и только сейчас начал сочинять». Это слова музыканта, который утверждал: «Мы несем ответственность перед музыкой».