Десять страниц из истории музыки - [64]

К своим пансионерам Зверев относился особенно строго. Вместе с Рахманиновым у него в то время жили Максимов и Пресман. В летнее время Николай Сергеевич возил их на свою дачу, в Крым или Кисловодск. Он отпустил Сережу на каникулы к бабушке только в 15 лет. Зверев не брал денег за учение, более того, оплачивал учителей, которые обучали мальчиков иностранным языкам и общеобразовательным предметам. Ученики под его ежедневным присмотром и заботой получали разностороннее музыкальное образование. Два раза в неделю к ним приходила учительница, с которой они на двух роялях в 8 рук играли симфонии и увертюры.

Как-то на одном из экзаменов Зверев решил показать комиссии восьмиручное исполнение Пятой симфонии Бетховена. Много лет спустя Пресман вспоминал об этом экзамене: «Я никогда не забуду позы и выражения лица С. И. Танеева, когда мы вчетвером подошли к инструментам, сели за них и… перед нами не было нот. Он положительно вскочил с места и с ужасом спросил: «А ноты?» Совершенно спокойно Зверев ответил: «Они играют наизусть…»

Хорошо ли, плохо ли мы играли, не помню, только С. И. Танеев никак не мог успокоиться и все твердил: Да как же так?! Наизусть?»

Чтобы его окончательно «доконать», Зверев велел нам сыграть еще Скерцо из Шестой симфонии Бетховена, что мы с таким же успехом и исполнили».

Зверев водил ребят в театры[26], на концерты. Огромное впечатление на них произвели Исторические концерты, которые давал в 1885–1886 годах Антон Рубинштейн. В их программах прозвучал грандиозный цикл фортепианных концертов, начиная от сочинений классиков, заканчивая произведениями современных композиторов. Рахманинов был потрясен игрой великого пианиста: «Вот как мы учились играть в России: Рубинштейн давал свои Исторические концерты в Петербурге и Москве. Он, бывало, выйдет на эстраду и скажет: «Каждая нотка у Шопена — чистое золото. Слушайте!» И он играл, а мы слушали».

Ребятам довелось лично пообщаться с их кумиром. Однажды Рубинштейн пришел в гости к Звереву. Он захотел послушать его учеников. С огромным волнением ребята по очереди подходили к роялю и играли. Потом Рубинштейн сам сыграл для них бетховенскую сонату. Это исполнение осталось у всех в памяти навсегда.

Николай Сергеевич был очень требовательным педагогом. Мальчики должны были беспрекословно его слушаться. Любая провинность строго наказывалась. Он не выносил лжи, хвастовства, лени. Но, несмотря на это, ребята очень любили учителя. Николай Сергеевич составлял точное расписание занятий, и ничто не могло его нарушить.

Уроки начинались в 6 часов утра. Два раза в неделю кто-то из ребят в это время уже должен был сидеть за роялем. Иногда, находясь в полусонном состоянии, мальчики играли плохо, спотыкались. Такая игра будила Зверева. И его появление сразу же приводило играющего в рабочее состояние. Конечно, после безделья в Петербурге такой режим не понравился Рахманинову. Но скоро он привык. От беспечности и шаловливости не осталось и следа.

В доме Зверева часто собиралось интересное общество. Это бывали профессора университета, видные московские адвокаты, врачи, музыканты, художники, актеры. Такая атмосфера способствовала общему развитию Сергея.

Однажды на дне рождения Зверева присутствовал и Чайковский. Ребята сделали своему учителю сюрприз — самостоятельно выучили к этому дню по пьесе. Рахманинов играл «На тройке», Пресман «Подснежник» — из «Времен года» Чайковского, Максимов — «Ноктюрн» Бородина. После исполнения Петр Ильич поздравил каждого из них и расцеловал.

В 15 лет Рахманинов перешел на старшее отделение консерватории, сдав блестяще все экзамены. Самым сложным был экзамен по теории музыки для тех, кто имел склонность к композиции. Это было связано с тем, что право получить диплом композитора получал лишь тот, кто закончил курс специальной теории.

У Рахманинова уже было несколько собственных фортепианных пьес. На экзамене ему предложили их сыграть. Он очень волновался, потому что почетным членом комиссии был Чайковский. Произведения молодого музыканта ему очень понравились, и к выставленной комиссией оценке 5+ он добавил еще три плюса.

Сергею повезло с педагогами. По композиции он попал в класс Аренского, по контрапункту — Танеева, по фортепиано — Зилоти[27]. Он продолжал жить у Зверева, и тот внимательно следил за его занятиями. Рахманинов сразу же сделал большие успехи, опережая своих сверстников.

О нем пошла слава как о выдающемся пианисте. Он играл на всех торжественных концертах. Всех поражала его необыкновенная одаренность, легкость, с которой он играл с листа, поразительная музыкальная память. Ему достаточно было 3–4 раза внимательно посмотреть ноты, чтобы знать пьесу наизусть.

В классе Зилоти учился А. Б. Гольденвейзер, который впоследствии станет замечательным педагогом и пианистом. Вот что он вспоминал впоследствии: «Музыкальная одаренность Рахманинова, помимо творческого дара, была такой, которая, несмотря на то, что в жизни мне приходилось сталкиваться с людьми необычайно одаренными, превосходила все и граничила с чудом, напоминая рассказы, которые мы все знаем о Моцарте… Он помнил решительно все, что когда-либо слышал, запоминал с необычайной быстротой, по слуху, самые сложные музыкальные произведения».