Держава (том второй) - [24]

— Хорошо, что вы, мсье, не в артиллерии служите, — стал развивать понравившуюся мысль Рубанов.

И под вопросительным взглядом семи офицерских глаз докончил:

— А то бы пушку на прогулку брали….

— Бу–а–а-а! — больше всех развеселился бывший Циклоп.

Дубасов до того был рад друзьям, что даже их подначки веселили его.

— Отсюда и до нашего прошлогоднего лагеря рукой подать, — радостно кивнул в сторону юнкерских бараков.

— Завтра брата навещу, — направились они в Дудергоф.

— Дудергоф нам роднее Красного села, — философствовал Зерендорф, разглядывая дома и дачи посёлка. — И офицеров теперь шугаться не надо, — перекрестился на купола белой церкви.

— Между прочим, церковь Святой Ольги, — тоже перекрестился Рубанов.

Дубасов креститься не стал, а увидев неподалёку пивную, предложил зайти туда.

— Жарко, хоть и вечер уже. Пивка выпьем и на дачу пойдём.

— Во–первых, — открывая дверь в трактир, произнёс Рубанов, — гвардейцам не рекомендуется посещать подобные вертепы, — попробовал перекречать музыкальную машину, воодушевлённо скрипевшую «Трансвааль».

— А что, во–вторых? — полюбопытствовал Зерендорф, зная по опыту, что «во–вторых», можно и не дождаться.

— Во–вторых, на какую дачу?

— Э-эх, темнота, хоть и по латыни калякаешь, — усаживаясь за стол, подозвал полового Дубасов. — На ту самую дачу, где дамы живут…

— Уж не водоплавающие ли? — поразился Аким.

— А вот за это можешь и ответить по всем правилам от 20 мая 1894 года.

— Послушай, Виктор, меня какие–то смутные подозрения начинают садистски терзать… Уж не Ромео ли ты шекспировский?

— Чего-о? Зерендорф. Будь моим секундантом. Дожился… Лучший друг какой–то ромеой обзывает, — покраснев, засмеялся Дубасов, нервно притопывая ногой под «Пятёрку», которую надрывно играла машина.

После пива на душе у друзей стало как–то приятнее, а воздух чище и прохладнее… Над дудергофской горой собирались облака. Блестела на солнце речка Лиговка, с камышом и ивами по берегам.

— Красота! — подвёл итог Рубанов, увернувшись от велосипедиста. — Правильно в народе говорят, — стряхнул какую–то пылинку с рукава белоснежного кителя…

— Только мысль не забывай, — забеспокоился Зерендорф. — Доводи фразу до логического завершения.

— У отца было три сына… Двое умных, а третий…

— Зерендорф! — подсказал Дубасов.

— Велосипедист! — поправил его Аким.

По нешироким дорожкам возле дач гонялись друг за дружкой дети, вопя при этом так, что визг Зерендорфа казался бы шёпотом. Сновали велосипедисты, за ними с лаем гонялись собачонки, своим чадам чего–то кричали бонны, нянечки и мамы. Из окон, во всю срамя за тихий звук музыкальную машину, что скрипела в пивной, гремели граммофоны, бодро наяривая «Коробушку», «Из–за острова на стрежень», «Есть на Волге утёс».

— Хорошо отдыхать за городом, — ещё раз повторил Рубанов. — Покой и тишина…

На даче, куда, толкнув калитку, прошли офицеры, граммофон пафосно хрипел тоску о Ермаке.

«Ревела-а буря, дождь шуме–е–л», — подпел Дубасов, пройдя по тропинке к скрипучим качелям. — Капитальная вещь, — похвалил он, — не то, что дощечка на верёвочках…

— Справа шмель! — рявкнул Рубанов.

Но не успели они с Зерендорфом насладиться зрелищем прянувшего в сторону и замахавшего руками друга, как все дачные звуки, включая ревущую из трубы бурю, перекрыл радостный вопль «водоплавающих», со всех ног летевших к ним от небольшой теннисной площадки.

Воздушные блузки пузырились на их спинах, а в руках мелькали ракетки. За ними, в широкополой шляпе, не спеша шла высокая и стройная барышня. Она не кричала от радости и даже не улыбалась, а сосредоточенно поправляла упавшие на плечи светлые локоны.

— Ольга?! — удивлённо подошёл к ней Рубанов и приложился к руке, чуть сдвинув вниз белую тонкую перчатку.

Следом, налобызавшись с водоплавающими, подгрёб Зерендорф и тоже приложился к душистой ручке.

Дубасов гордо отвернулся, взяв под руку Полину, и они направились на веранду.

— Мне пора, — помахала подругам Ольга, и, не оглядываясь, пошла по тропинке к калитке.

Аким уже поднялся на веранду с резными деревянными украшениями по карнизу, когда услышал негромкое:

— Проводите меня, Рубанов.

Он оглянулся, раздумывая, показалось ему или нет.

Друзья рассаживались вокруг накрытого скатертью стола с медным самоваром и четырьмя чашками с красными ободками.

Висевшие над дверью часы выплюнули кукушку, которая гавкнула и скрылась, хотя стрелки показывали 8 вечера.

— Вас зовут, — подтвердила беленькая Полина, разливая по чашкам чай.

«Надеюсь, это она не про кукушку… Да и пятой чашки всё равно нет» — вздохнул и направился к калитке.

Ольга ожидала его на тропинке, крутя над головой зонтик.

«Вроде бы давеча зонта у неё не было».

— Пятый лишний, — улыбнувшись, произнесла она, и смело взяла растерявшегося кавалера под руку, прижав его локоть к своей груди. — Если хотите чаю, пойдёмте ко мне, — пресекла попытку Акима немного отодвинуть локоть. — У меня как раз имеется лишняя чашка. А прежде прогуляемся… Вот эта прекрасно утоптанная тропинка с зелёной травкой по краям, приведёт нас к речке, где и искупаемся, — смеясь глазами, раскрыла план действий.

— Как искупаемся? — всё–таки сумел отстранить локоть от груди Аким.