Деревянные башмаки - [41]
Сейчас я любил ее еще сильнее и готов был чем угодно искупить свою вину. Но как это сделать? На уроке математики неожиданно для себя вызвался отвечать у доски. Виржинтас гонял меня по всему курсу, но я не сдавался. «Сдайся!» — екало от страха сердце, но я не отступал. Вспомнил, сейчас докажу, вот как надо!.. Под конец Виржинтас сказал:
— Давно бы так, — и поставил мне четверку.
На большой перемене я сунул в калошу ответ: «Обнаружив твое письмо, чуть не расцеловал от радости «почтовый ящик». Поправляйся скорее, отдавай мне свою болезнь и никуда не смей уезжать. Если тебе трудно писать, черкни только одно словечко — уезжаете или нет. Жду завтра. Арунас».
Четверкой решил пока не хвастаться. Пусть лучше сам Виржинтас об этом расскажет.
На следующий день я пораньше пришел в класс и с нетерпением стал ожидать появления калош возле учительской. Первым уроком у нас должна быть геометрия, но до звонка не было ни калош, ни Виржинтаса. И снова меня охватило беспокойство: Виржинтас еще ни разу не опаздывал на урок.
Уже угомонились за стенкой второклашки, за другой стеной тоже начался урок, а мы продолжали ждать.
Наконец в коридоре послышались мелкие шажки, и в класс вошла учительница пения.
— Добвое утво! — она почему-то не выговаривала «р».
— Здвавствуйте!.. — довольно загудели все и со стуком стали прятать в парты учебники.
«Все, — подумал я. — Виржинтас даже с классом не попрощался…»
— А сегодня что, совсем математики не будет? — догадалась спросить староста.
— Может, и не будет, — равнодушно ответила учительница и повесила на доске плакат с текстом новой песни.
За окном полоскал дождь, а в песне говорилось о солнце, о счастье, о цветах — видно, оттого она и показалась мне такой наивной, приторной и просто-напросто глупой. Не было Нийоле — нашей замечательной певуньи…
Какова же была моя радость, когда на следующий урок в класс неожиданно вошел все такой же величественный и строгий математик. Он сухо извинился за то, что пришлось поменять уроки, и велел выложить тетрадки с домашними работами.
Урок показался длинным, как последняя четверть. Не успел зазвенеть звонок, и я вихрем понесся к дверям, чтобы поскорее найти калоши учителя.
В своей записке Нийоле написала всего несколько слов: «В этом году не едем». А ниже другим почерком и другими чернилами было дописано: «У Нийоле воспаление легких. Она в больнице. Завтра после уроков сможешь навестить. Второй этаж, 23 палата. Только не забудь про астры…»
Я узнал каллиграфический почерк учителя Виржинтаса…
УКРАДЕННЫЕ СЕКРЕТЫ
(Рассказ Гинтаутаса)
После большой перемены в классе стоит кислый запах хлеба, невыносимо клонит ко сну. Учитель биологии и географии Мусте́йкис, крупный, по-слоновьи неуклюжий мужчина с заспанным лицом, гундосит что-то про «солнечный Таджикистан» и ходит из угла в угол, точно подыскивая удобное местечко, чтобы прилечь. Из кармашка его широкоплечего пиджака торчит длинная металлическая расческа, которой учитель время от времени почесывает свой лысеющий затылок и показывает на карте границы государств, их столицы и моря.
Все привычки Мустейкиса нам давным-давно знакомы, мы выучили их наизусть, как осточертевшую таблицу умножения, как инициалы, вырезанные на старой парте.
Мустейкис преподает биологию, и ты после его уроков начинаешь ненавидеть цветы, которые «ассимилируют» и «диссимилируют» …Во время уроков географии у будущих Колумбов начисто испаряется всякое желание совершать путешествия в далекие края. «Солнечный» Таджикистан кажется серым, пыльным и унылым. Настроение у всех становится пасмурное. Одни приканчивают со скуки недоеденный завтрак, другие потихоньку переписывают упражнения по английскому.
На предпоследней парте в среднем ряду, то и дело зевая, сидит Алду́те. Та самая, о которой Мари́те однажды сказала: «Ты была бы самая симпатичная девчонка в классе, если бы умела одеваться». Алдуте слегка порозовела, слегка рассердилась и слегка задумалась. В тот день тоже был урок Мустейкиса — «солнечный Узбекистан»… Алдуте полушутя-полусерьезно вывела в тетрадке по географии жирный заголовок: «Что необходимо для того, чтобы я была симпатичной?» — и протянула тетрадь подружке. Марите подумала немного, грызя ручку, и принялась строчить:
«1. Остриги эти дурацкие косы и сделай модную прическу.
2. Если не хочешь смахивать на сороку, пореже надевай школьную форму.
3. Побольше самостоятельности и…»
И тут учитель вызвал Марите к доске. Рецепт красоты остался недописанным.
Сегодня Марите нет в классе. Алдо́на незаметно прислоняет к учебнику зеркальце и, откинувшись, смотрит, на сколько ей укоротить «эти дурацкие косы».
— Буконта́йте! — выкрикивает Мустейкис, причесывая на карте Таджикистан. — Буконтайте!
Алдона выскакивает и смущенно глядит большими серыми глазами на учителя. (Эти глаза смягчили не одну суровую душу и не раз обрывали готовый сорваться упрек.)
— О чем мы сейчас говорили, Буконтайте?
Поспешно спрятав зеркальце, Алдуте молча кусает нижнюю губу: дескать, напряженно думает.
— Ты видела, что я показывал на карте?
— Горы… — попыталась угадать Алдуте.
— Ах, вот как? Так, может, соизволишь сказать, какие?
