Деревия. Одиссея историка Улетова - [6]

То ли сон дивный, то ли быль, то ли небыль…

Ясный погожий день, а скорее — полдень. Местечко, коих во множестве в свое время раскинулось и по Украйне, и по Белой Руси, и в Польше, и в Чехии…

Судя по всему, базар или ярмарка — словно «гоголевская Малороссия» ожила в живописных колоритных картинах. Широкое, щедрое торжище купалось в золотых лучах солнца, переливалось радугой улыбок и искрометного смеха. Бесшабашное веселье и деловитая сосредоточенность дивно сплелись, придавая извечной круговерти «деньги-товар-деньги» необыкновенный шарм, какую-то первозданную чистоту чувств и игру страстей.

Щеголеватые торговцы наперебой нахваливали товар, ряженые и скоморохи от души потешали народ — зарабатывали свой скудный хлеб… да и как иначе — артист был голоден во все времена. В шапки, котомки летели медные монеты, а кто давал круг колбасы, иную снедь…

Не рукоплескали, но от всплесков ладоней порой рябило в глазах — ударяли по рукам — без лишних формальностей одним лишь честным словом крепили удачную сделку; живо подставляли мозолистые огрубевшие длани, сойдясь, наконец, после долгого утомительного торга в цене…

Солнце клонилось к закату. Безудержное колесо мало-помалу сбавляло обороты: довольные селяне подсчитывали выручку, собирались к родимым очагам; коробейники назойливо пытались сбыть остатки товара, то и дело, хватая кого ни попадя за рукава — те отмахивались от них как от назойливых мух, благодушно поругивали и убыстряли, словно боясь опоздать, шаг…

Чудный вечер — предвестник тихой ночи — собирал далеко не праздный люд у корчмы. Торговля — ремесло не из легких, тем паче, коль продавать изделия рук своих и плоды собственных трудов земледельческих.

Вдосталь наговорившись, накричавшись, да и порядком подустав, и покупатели, и торговцы взяли на полтона ниже, а то и вовсе перешли на полушепот; даже хмельной мед и игристое яблочное пиво будто утратили свою силу — ни оживленных громких бесед, ни песен и прибауток…

Ну, а когда раздался чарующий мелодичный перезвон, все вокруг стихло: на майданчике перед корчмой собирал слушателей сказитель — седой слепец с длинными на запорожский манер усами и чубом. Но, что странно, в руках у песенника не бандура или кобза, а древние гусли. И запел он про стародавние времена, и слушали его, не проронив ни слова…

Как у ласкового князя у Владимира

Да во стольном было в городе во Искоростене

Собиралось было пированьеце почестный пир…

Стоп! Что-то здесь не то! Прокрутим еще раз. Да так и есть: «У ласкового князя у Владимира… во стольном было в городе во Искоростене…».

Судя по всему, это одна из былин так называемого «Владимирова цикла».

Отражение ранней истории Киева, Киевской Руси. Но причем же тут Искоростень — столица древлян?!!!

Ведь традиционный запев: «Как у ласкового князя у Владимира, да во стольном было в городе во Киеве…».

*****

— Привет, академикам! — грубовато-ироничный возглас невесть откуда взявшегося Яковцева, словно незлобливый детский щелчок по носу вернул в реальность.

— Что-то ты, брат, невесел, буйну голову повесил, чай печаль-кручина научная, — продолжал ерничать приятель… и вдруг резко и серьезно (видимо, мое выражение лица приняло уж больно «академичный» характер) — Случилось что?!!!

— Да, нет ничего. Просто я видимо хожу с ума!

— Ну, тут ты не прав, не прав. Человек, который сходит с ума об этом и не догадывается — медицинский факт!

Я коротко изложил причину тревоги за свое душевное здоровье.

— Да уж… требуется консилиум. — Что ж, давай констатируй или как там это у вас у ученых… в общем продемонстрируй доказательства своего сумасше… пардон, неадекватного психического состояния.

Вновь на экране ожила ярмарочная кутерьма. Вот долгожданный финал: гусляр, перезвон струн, чуть хрипловатый и от того кажущийся каким-то потусторонним голос… и как шаманское заклинание: «в городе во Искоростене… Искоростене Искоростене…».

— Да задача с тремя неизвестными, — от ироничного тона Яковцева не осталось и следа. — И все же попробуем подойти логически. Самое простое объяснение мы открыли новую былину или может быть даже новый цикл былин — назовем их условно искоростень…ские, тьфу ты даже не выговоришь… можно проще «искоростеньки».

Слушай, а у тебя на этом все и обрывается… что там дальше он «спивал» нам не ведомо?

Я кивнул.

— Да, усложнил старик-гусляр, усложнил. Но мне сдается, «искоростеньки» слишком уж просто, и дело тут гораздо сложнее!

— Да это и ежу понятно.

— А какой это хотя бы век?

— Думаю, от XVI до XVIII-го.

— А точнее?

— Точнее…опять этот… определитель подводит — цифры так и скачут. Но по косвенным признакам — одежда и прочее, думаю, временные рамки примерно такие. Да, начиная от XVI-го и до… быть может, начала XVIII века. В общем, надо вглядываться в детали. Сам понимаешь: одежда простого люда в те времена даже за столетия не претерпевала серьезных изменений.

— Да, вечно у нас все не слава богу! То определители барахлят, то собаки мяукают. Этак науку далеко не двинешь!..

— Кстати об одежде, да и о прочих деталях. Давай, коль уж на то пошло, сделаем так: фрагментарно выхватим отдельные кадры и постараемся рассмотреть их, как под лупой. Может, что и прояснится. Надеюсь, машина не подкачает?!