Бабка Фрося закончила телефонный разговор и поправила платок на голове. Любопытство не давало ей вернуться домой, но слабые отголоски совести уже не позволяли задерживаться перед участком новых соседей.
Она и к колодцу уже по пять раз в день мимо них ходила, предполагая, что ни сам сосед, ни рабочие строительной фирмы не догадываются о наличии у нее водопровода, и по телефону подружкам выходила звонить на край деревни, объясняя сама себе, что там связь лучше. И интерес к грибной охоте проснулся внезапно, хотя она так и не научилась отличать ядовитые грибы от съедобных, но выросших на подозрительных отходах. Зато можно было с утра пройти до конца улицы с корзинкой, а через полчаса обратно.
И подивиться на удальцов, копошащихся с закладкой фундамента.
Это была не первая стройка в некогда тихой деревне. Но какая бы разнокалиберная публика не начинала отстраиваться — порядок был болен менее один. Сначала распальцовка и пренебрежение к местным жителям, потом пара-тройка лет мучений со строительством, а потом долгое и кровопролитное заключение мира с соседями, сельской администрацией и коммунальными службами.
Ни мадам из службы правительства, втиснувшая на свой участок две конюшни и манеж, ни прокурор района, поселивший в четырехэтажном особняке половину маленькой, но очень гордой горной республики, не отступили в свое время от общего распорядка. И за перекопанные улицы ответ держали, и за перекрытие общего стока канализации.
А этого новичка еще никто в глаза не видел. Сам он ни разу на участке не появился, а прораб приезжал только глубокой ночью и исчезал задолго до рассвета. Как ни вглядывалась бабка Фрося в кромешную мглу, кроме марки машины ничего разглядеть не смогла.
Сейчас же она с сожалением покидала наблюдательный пост, так и не успев услышать ответ на гневное восклицание одного из рабочих:
— А мне-то какое дело, как вы тут выкручиваться будете? У меня поезд завтра в девять утра.
Ефросинья Сергеевна даже пригорюнилась: «Вот, еще один сматывает. Вроде, нормальный парень был, даже что-то пытался делать, не то, что эти ленивцы, которые в день по две тачки с землей отвезут и считают, что трудовую повинность выполнили. Им бы экскаватор…»
Баба Фрося как в воду глядела — назавтра экскаватор пригнали.
Экскаваторщик говорил громко, внятно и на понятном всем языке эмоций. Если перевести, то получалось, что красно-белые ленточки, которыми работяги разграничили участок, находились как раз в тех местах, куда экскаватору было ни в жизнь не заехать.
— Где копать?! Копать где? У меня обед уже заканчивается! Меня ж уволят, если через полчаса не вернусь!
— Да копай, где хочешь, — высокий узкоглазый рабочий, который напрочь отказывался работать утром и вечером, а днем предпочитал пить чай в яблоневом саду, махнул рукой в сторону места предполагаемого котлована.
Экскаваторщик еще раз для порядка выругался, залез в кабину, агрессивно хлопнул дверью и заехал на участок, вминая колесами ленточки в почву. Копнул пару раз, вывалил грунт около бровки, сдал назад и еще два раза копнул.
— Нормально?!
Работяга закивал, довольный, что техника всё сама сделает, и не надо будет надрываться. Экскаватор взревел мотором и выехал с участка.
— Смена кончилась! — объяснил свое поведение экскаваторщик. — Завтра приеду, докопаю.
На следующий день он действительно приехал, копнул в другом месте, куда дотянулся ковшом, и почти сразу же, с чувством выполненного долга, уехал.
В этот день прораб появился на участке еще засветло. Баба Фрося с замиранием сердца смотрела, как он выстраивает всех работяг — двадцать человек — на краю недокопанного котлована. Стояли они не по росту, что ей сразу не понравилось. «Стрелять, что ли, будут? — спросила она саму себя, — да прямо там и закопают?»
Но нет, обошлось. Что прораб говорил, Ефросинья Сергеевна так и не услышала. Но, наверно, что-то весьма внушительное, потому что рабочие сами попрыгали в котлован, прораб сбросил им на головы связку лопат, и работяги принялись живо копать.
Копали они весело и заразительно. Причем, вгрызались с одного края, а грунт отсыпали к другому. К ночи работу закончили. И сделали ее быстрее, ровнее и гораздо тише экскаватора. После чего вылезли и улеглись прямо на земле.
Первый этап монументального строительства завершился.
Как они били сваи, баба Фрося не видела. Оно и к лучшему: немного потеряла. Зато другого она насмотрелась всласть. Особенно завораживающими были приезды бетономешалки и укладка бетона в опалубку странного вида — желтенькую и веерообразную. Уже с утра Ефросинья Сергеевна поминутно глядела на соседский участок, боясь пропустить момент приезда и в тайне надеясь, что в этот раз бетон привезут, когда еще будет светло.
Стемнело почти моментально — осень, да еще и часы перевели. Баба Фрося и оглянуться не успела, как пришло время главного ночного аттракциона. Приехала красивая разноцветная бетономешалка.
Темень была страшная. Освещение не горело за ненадобностью — дом Ефросиньи Сергеевны стоял в конце деревни. Дальше был овраг и лес. Баба Фрося щурилась, прикрывала то один глаз, то другой, но разглядела весьма мало. Фонарь рабочим включать лениво было — он висел напротив соседнего участка, а это надо метров пятнадцать пройти. Они повернули рукав, слили бетон и принялись на ощупь что-то там выравнивать лопатами.
