Лучший дом - [2]

Шкряб-шкряб — донеслось до бабы Фроси сквозь стекло. Что ж, утром, когда бетон схватится, будет видно, что получилось. Вибратор у них третьего дня сломался — так и не починили. Вероятно, без сюрприза не обойдется.

А вот и не угадала. Бетон лег ровно, даже удивительно. Единственно, что было не так, — погнутый дозатор. Он валялся на боку и имел вид, будто его кто-то переехал. Один из рабочих аккуратно постукивал его кувалдой, пытаясь выпрямить. После каждого удара он прислушивался, словно по тону издаваемого звука пытался определить — хватит бить, или еще нет. А баба Фрося с замиранием сердца ждала очередного «Бом!», который всё время раздавался неожиданно.

Но и этого строителям показалось мало.

Раздался жуткий скрежет, и Ефросинья Сергеевна по привычке схватилась за сердце. Привычка выработалась быстро — арматуру рабочие пилили аккурат, когда спала двухлетняя внучатая племянница. Та просыпалась, хныкала и требовала маму, которая как раз в это время бегала в магазин за продуктами, а баба Фрося по доброте душевной сидела с девочкой.

Гришка, оболтус, сосланный высокопоставленными родителями в деревню на «выветривание дури из головы», вяло копошился в клумбе бабы Фроси. Ему никак не удавалось оставить листья на клумбах нужной высоты, а хозяйка была непреклонна: пока цветы не будут оформлены на зиму достойно, никаких денег. Наказ Гришиных родителей не давать ему лишних денег вся деревня исполняла старательно и с воодушевлением: столь дешевую и безропотную рабочую силу среди наемных трудяг найти было невозможно.

За источником скрежета он наблюдал, не скрываясь. Как ни пыталась баба Фрося заставить его принять незаинтересованный вид, возвращаться к делу он не спешил.

— Что-то я тоже не пойму, чем они там занимаются. Не хотите ли выяснить?

— Как узнать-то?

— Да вы у них спросите, баба Фрося!

— Что ты! Как можно! Мы люди приличные! — баба Фрося замахала на Гришку руками.

Гришка думал недолго.

— Вы тогда плакат напишите. И на нем — вопрос.

— Какой-такой плакат? — баба Фрося сразу вспомнила рекламные громадины в райцентре, которые мелко дрожали при любом ветерке.

— Анонимный, — Гриша поднял глаза в пасмурное небо и выдал, — «Вы что строите?»

Баба Фрося задумалась. А ведь верно. Мало ли кто чего напишет. На нее и не подумают, если, к тому же, с той стороны дороги поставить.

Когда Гришка ушел, Ефросинья Сергеевна сбегала домой, нашла кусок старых обоев и крупно написала на обратной стороне красным карандашом слова на волнующую ее тему. Прибила по сторонам реечки, посередине — еще одну, длинную — пролезла сквозь дыру в своем заборе и быстро побежала, чтобы никто не заметил. Ей хотелось зайти с другой стороны, чтобы даже намека не было — кто.

Наутро над соседским забором висел ответный плакат: «Ми сами НИ знаиМ».

Провисел он часа два, но большинство в деревне его прочло. Разумеется, это только подогрело интерес к стройке. Гришка отпросился у бабы Фроси. Причем, сказал правду — посмотреть на участок с высоты. Решив, что это дело важнее цветочков, Ефросинья Сергеевна с радостью его отпустила, предполагая, что уж ей-то Гришенька про результаты наблюдений расскажет.

Григорий подошел к делу основательно. Он прекрасно понимал, что сосны, которые находятся на краю поселка, и с которых он собирался смотреть, находятся недостаточно близко, так что без оптики не обойтись. А у кого в деревне бинокль имеется? Только у одного человека — Водопьянова Дмитрия Васильевича, изобретателя, как он сам себя называл. Ну, что он там изобрел, Гришку интересовало мало, а вот разжиться кое-какой нужной техникой было бы хорошо.

Васильич бинокль дал, но напросился в компанию. Вместе, так вместе, Гришка не возражал. Опять же с умным человеком завсегда можно интересный разговор поддержать. Не то, что с местными, которых только политика интересует и ураган в Мексике.

Григорий поплевал на руки, вытер их о штанины, обхватил ствол сосны и неспешно полез по нему. Надо было добраться до нижних веток, чтобы смотреть с удобствами.

Водопьянов задрал голову и принялся с интересом наблюдать, гадая, что упадет раньше — кепка с затылка Григория или он сам. Обошлось. Гриша долез, минут десять просидел на нижнем суку, прижимая бинокль к глазам, а спустился.

Гришка деловито отряхнул штаны и отдал бинокль Дмитрию Васильевичу.

— Что там?

— Яма. Глубо-о-о-окая, — Григорий развел руки в стороны, чтобы показать размер ямы, передумал и поднял одну руку выше головы.

— А в яме что? — Водопьянову хотелось разузнать подробней.

— Не разобрал, — пожал плечами Гришка. — Типа, бассейн, или бункер, то ли чё ещё… Круглое, фигурное, со стенками, но с разрывом.

— С разрывом? Не доделали еще, что ли? — Дмитрий Васильевич пытался привстать и увидеть хоть что-нибудь, но старые яблони, гаражи и бани закрывали самое интересное.

— Вроде заливать с той стороны уже кончили, — Гришка почесал в голове, — да и бетономешалки туда уже никак не проедут.

— У них и раньше ничего никуда не подъезжало, сам же говорил, — Дмитрий Васильевич усиленно размышлял. Рассказы бабы Фроси и Григория его страшно заинтересовали, но никаких вразумительных версий он пока предложить не мог. Наблюдать со своего участка баба Фрося не давала, опасаясь испортить отношения с новым соседом, а по кусочкам сведений, приносимым Гришей, картинка никак не складывалась.