Деревия. Одиссея историка Улетова - [7]

Да, Яковцев недаром слывет у нас в институте сообразительным вплоть до гениальности. Действительно, весьма здравая мысль.

Остальное — дело техники — и она на сей раз не подвела. После нехитрых нажатий клавиш мы жадно всматривались в разбитую на фрагменты картину, напоминавшую фотохронику, а порой и полотна старых живописцев. Лица людей завораживали совсем иным — «живым» выражением — чрезвычайно редко встречающимся ныне.

Но, вспомнив о предмете исследования, все внимание сосредоточили мы на деталях костюмов — домотканых одеяний, носившихся с изяществом и даже элегантностью — ненавязчивой и простецкой.

Историки моды могли бы многое почерпнуть здесь для своих изысканий, но… у них свои задачи, а у нас, как водится, свои.

— В общем и целом мнение таково, — резюмировал после часа напряженного вглядывания Яковцев: одежка — нечто среднее между малорусской и белоруской, а, следовательно, можно предположить место действия: одно из местечек украинского… ну или белорусского Полесья. И все же…

— Что-то опять не так?!

— Да, нет: все так, все так… кроме малых незначительных деталей. Я в свое время занимался костюмами. Так вот: одежда та, и вроде бы не та…

— То есть?!

— Ну, вот, например, чем подпоясывались в то время? Правильно матерчатым кушаком. А теперь посмотри: картина, как говорится, маслом. Парубок. Одет не без претензий, что и понятно, девки не глянут на голодранца. Вышитая сорочка, порты, а подпоясан-то чем?

— И чем же?

— Видишь: широкий кожаный пояс с застежками, его использовали и как кошель для монет.

— И что же?

— А то, что такой пояс не носили в то время. Ни в украинских, ни в белорусских пределах. Вернее, носили, но столетиями ранее в Киевской Руси. А потом он вышел из обихода, правда, сохранился в Карпатах у горцев-гуцулов. Там такие пояса носили и в XVIII-м, и в XIX-м, да и в XX-м веке. Считается, что сохранились они у этих самых гуцулов со времен Киевской Руси.

Явная нестыковка и таких нестыковок я увидел не одну.

— Ну и…

— И тебе не кажется странным: вместо кобзы, бандуры — гусли; былина, а не украинская дума про какого-нибудь казака Мамая! Хотя, поди знай, что там у них за фольклор был. Да и где это вообще происходит?!

— Значит, мы оба сходим с ума!

— Опять ты за старое! Давай-ка берись за ум с другой стороны и попытайся рассуждать как человек науки…

*****

— Боюсь вдвоем нам эта задачка не по силам, — продолжил после паузы Яковцев. — В общем, так: в ближайшие дни, после службы, отправимся за советом и дружеской, так сказать, поддержкой к одному маститому специалисту — он всегда открыт для общения с молодой научной порослью.

— И кто же этот почтенный муж?

— Фамилия достаточно известна, чтобы я ее называл…

Глава 5. Застольная лекция (История с продолжением № 1)

Дверь открыл бодрый ученый муж, впрочем, его внешности более подходило определение «патриарх». Густая с проседью несколько всклоченная борода, высокий, обрамленный темно-русыми с серебрянками прядями, академический лоб, пронзительный живой взгляд; первое впечатление — пред нами предстал истинный аристократ духа, чьи помыслы и чувства безраздельно подчинены служению науке.

— Яковцев, голубчик! Почему не захаживаешь, совсем забыл? — воскликнул он с искренним радушием, едва мы переступили порог.

А вас молодой человек, простите, как звать-величать?

— Олег Улетов, младший научный сотрудник, — скромно, немного смутившись, представился я.

— Пивображенский Филипп Филиппыч, профессор. Улетов. Какая чудная, простите, удивительная фамилия! Вас, вне всякого сомнения, ждет большое научное будущее!

— Что же фамилия обязывает?

— Нет, в ваших глазах читается жажда познания, пытливый ум…

Пивображенский… Филипп Филиппыч…Что-то знакомое, — мелькнуло в голове…

— Ну-с, и что привело вас в мою скромную обитель?

Да ради бога, извините, пройдемте в кабинет!

Довольно просторное помещение представляло собой причудливый симбиоз библиотеки и музея: стеллажи с книгами соседствовали с предметами утвари и быта минувших времен.

— Я весь во внимании, — Филипп Филиппович занял место в кресле за старинным внушительных размеров письменным столом, жестом пригласив нас присесть на добротную лавку, видимо составлявшую предмет меблировки крестьянской избы XIX века.

С чего бы начать? Мысли путались, слова вязли…

Инициативу взял на себя Яковцев: коротенько и четко (наверное, готовился) в течение примерно четверти часа сделал доклад; мне оставалось лишь вставлять кое-какие реплики, уточнять и дополненять.

— М-да, весьма и весьма интересно, — задумчиво, глядя куда-то вдаль, промолвил профессор и добавил: — Гигантский дятел хоть и не известен науке, но может своим клювом задолбать слона. В общем, здесь, как говаривали во дни моей туманной молодости, без пол-литры не разберешься. Он резво поднялся из-за стола.

— Я мигом! — бросил через плечо и исчез за портьерой, откуда послышался вскоре перезвон.

— Ну-с, не заставил вас долго ждать, в одной руке улыбающийся улыбкой хитрована Филиппыч держал узкую изящную емкость, объемом явно превышавшим заявленные пол-литра, в другой с ловкостью фокусника сжимал три вместительные рюмки.

— Да, совсем забыл! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу, после того как бутыль и сопутствующие предметы водрузились на служивший, видимо, для трапезы во время работы стол. — Закусь! Самое главное в этом деле! Ну-ка скатерть самобранка!