Деникин: За Россию — до конца - [61]

   — Тот-то, что идеей, — подхватил Врангель. — «Железная» отчего так доблестно сражалась? Защищала Россию-матушку от иноземного ворога. А мы идём против своих же братьев, хотя и отравленных большевизмом. Придёт время — одумаются, да будет поздно.

Деникин будто не слышал этих слов, произнесённых Врангелем, сидел задумавшись.

   — А было ещё, — вдруг оживился он, — в тех же Карпатах, только годом ранее... Я вам не надоел, Пётр Николаевич, своими россказнями?

   — Что вы, что вы, весьма польщён вашим доверием...

   — Так вот, представьте, ноябрь, снежный буран. А Брусилов... Извините, но мне приходится произносить это имя, которое сейчас и произносить-то не хочется: продался старик большевикам! Но факт есть факт. Сей бывший генерал приказал двум корпусам перейти в наступление, чтобы овладеть Бескидским хребтом. А как прикажете выполнять? Дорог решительно никаких. Ледяные тропинки по крутым склонам гор.

   — Представляю себе, — подхватил Врангель, — по таким тропинкам разве что диким козам ходить. Знакомая картина. — Ему вдруг захотелось прервать Деникина и рассказать боевые эпизоды из своей собственной жизни, но он не решился: «Обидится старик, что перебил».

   — Да-да, это вы точно подметили — разве что дикие козы... — Деникин вдруг начисто позабыл, о чём хотел рассказывать, и мучительно искал потерянную нить. — Да-да! — наконец обрадованно воскликнул он. — В Карпатах, именно в Карпатах! — Деникин был рад, что памятное происшествие вновь ожило в его голове. — Представьте, за стрелками шли лошади... — Врангель поморщился: он терпеть не мог, когда «серая пехота», игнорируя традиции кавалеристов, обзывает коней лошадьми. — На лошадях, — не заметив неудовольствия своего собеседника, продолжал Деникин, — мешки с патронами и сухарями. Нам удалось перевалить через Карпаты, вторгнуться в Венгрию, прямо в тыл австриякам. Подождите, подождите, какой же городок мы тогда взяли? — задумался Деникин, напрягая непослушную память. — Такое, знаете ли, затейливое названьице, дьявол его забери! Ну да бог с ним! Короче говоря, захватили более трёх тысяч пленных, девять орудий, много оружия и трофеев.

   — Слыхал, слыхал, как же! — восторженно откликнулся Врангель. — Сей героический факт непременно войдёт в историю военного искусства. Помнится, Брусилов вам поздравление прислал?

   — Что было, то было — прислал. Телеграмму. Бригаду мою назвал молодецкой. Слал низкий поклон, благодарил от всего сердца. Но разве теперь, когда сей генерал показал своё истинное лицо, есть резон хвастаться его телеграммой?

   — И тем не менее боевые удачи всегда сопутствовали вам! — не без зависти воскликнул Врангель.

   — Смотрите, не сглазьте! — испуганно отозвался Деникин, осенив себя крестным знамением, и вдруг радостно вскричал: — Вспомнил!

   — Что вспомнили? — Врангель даже вздрогнул от неожиданности.

   — Название того городка вспомнил: Мезо-Лаборч! Мезо-Лаборч, Пётр Николаевич!

— Да какое это имеет значение? — подивился радости Деникина Врангель. — Бели бы вы, Антон Иванович, паче чаяния, и не припомнили — экая беда! Будущие военные историки всё равно раскопают сей героический эпизод, больно он выигрышный для того, чтобы оживить сухие, казённые исторические трактаты!

27

Специальный поезд председателя Реввоенсовета Льва Троцкого прибыл в Курск, когда уже совсем рассвело. Свирепый мороз сковал всё вокруг ледяным панцирем. Приземистые купеческие дома, припорошённые густым инеем, увешанные, словно гирляндами, множеством огромных сосулек, представали перед человеческим взором сказочными дворцами.

Паровоз всё ещё сипло и возбуждённо дышал горячим паром, когда из салон-вагона появился Троцкий. Духовой оркестр простуженно взревел встречным маршем, в громе которого яснее и оглушительнее всех звучали звенящие, трескучие удары барабана. Троцкий по-юношески стремительно спрыгнул со ступенек и резкими, нервными движениями стал пожимать протянутые руки встречавших его местных начальников.

Не задерживаясь у поезда, Троцкий стремительно вышел на привокзальную площадь в сопровождении многочисленной свиты и деловито уселся в подкатившую к подъезду машину. Она тут же рванула к центру города.

Едва машина остановилась у здания бывшего дворянского собрания, как Троцкий выскочил из неё и не пошёл, а буквально ворвался в распахнутый перед ним подъезд, а затем и в полутёмный зал, до отказа заполненный делегатами объединённого собрания Курского губернского и городского комитетов партии. В холодном зале, как сразу же увидел намётанный глаз Троцкого, не было ни единого свободного стула, во всех проходах плотной стеной стояли люди, жаждавшие увидеть и услышать самого председателя Реввоенсовета. Поднявшись на сцену и заняв место за длинным столом, покрытым кумачовой скатертью, Троцкий почувствовал духоту: сотни глоток уже успели «съесть» едва ли не весь кислород.

Первое, что бросилось в глаза всем собравшимся, — его острая козлиная бородка столичного гостя, сверкавшие стекла пенсне, торс, туго скованный кожаной курткой, добротные хромовые сапоги и особенно горячечный взгляд, устремлённый куда-то поверх голов собравшихся людей.