Они стояли у низенькой железной решётки. Бухгалтер взялся за неё двумя руками и раскачивался взад и вперёд. Девушка стояла против него, закрывшись от солнца красным зонтиком. Они почти не заметили, как возле них выросла внезапно длинная фигура юноши с покрасневшим, возбуждённым лицом.
— Pardon, mademoiselle, — говорил Костя. — Пожалуйста, pardon. Я не хотел перерывать tête-à-tête. Но я случайно проходил мимо и вижу.
— Почему же вы это называете tête-à-tête? — вспыхнув, спросила Тотти. — Хорошее место для свиданий — улица.
— Мне это всё равно! — сдерживая злость, сказал юноша и, приподняв шляпу, удалился.
— Это что? Хозяйский сын? — спросил бухгалтер. — Влюблён мальчик? Успел уж?
— Что он говорит пошлости, ему и Бог велел, — проговорила Тотти, — но вам-то как не стыдно?
— Да что ж тут стыдиться? Дело простое. Увидел хорошенькую девушку, да ещё без эллинского носа, ну и, кончено, и готов.
— Вам нужен адрес Анатолия Павловича?
— Нужен.
— Вот он живёт там накось. Видите, белый дом с зелёными ставнями? Там железные ворота, и подъезд налево. Прощайте.
— Постойте, постойте, — вы сердитесь! Ради Бога, — этого совсем не надо. Если я что сказал лишнее, не обращайте внимания. У меня язык, что воронка — всё проливается. Ну, умоляю вас, не сердитесь. Я проживу здесь дня два, и каждый день буду ездить на осле мимо ваших окон.
Она кивнула ему головой и пошла по дорожке, а он направился к указанным ему воротам.
Анатолий только что встал и пил у себя в комнате чай, когда увидел из окна Алексея Ивановича. Он поморщился, но пригласил его войти в комнату.
— Вы извините, я не у себя живу, — сказал он, подавая ему стул и как бы намекая, чтоб он не засиживался.
— Я тоже в гостинице, — возразил Алексей Иванович.
— Это не гостиница, а дом моего тестя, — поучительно заметил товарищ прокурора.
— Да, это выгоднее гостиницы, — согласился бухгалтер. — Вы меня извините, что я осмелился ворваться в вашу интимную жизнь. Но мною руководило желание передать вам, быть может, нужные телеграммы.
— Весьма благодарен, — ответил Анатолий, не выражая, впрочем, на лице никакой благодарности, и протянул руку за телеграммами.
Алексей Иванович вынул бумажник, покопался в нем и вытащил три депеши.
— Вот это номер первый, — сказал он, — вот второй, вот третий, — в хронологическом порядке.
Анатолий вскрыл первую телеграмму, тотчас же её бросил, вскрыл вторую, слегка побледнел, сдвинул брови, подумал, медленно распечатал третью, прочёл, свернул её и встревоженно сделал несколько шагов по комнате. Он видимо сдержался и больно закусывал свои побелевшие губы.
— Кажется, я вам привёз неприятные известия? — спросил бухгалтер.
— Да, не из приятных, — сказал он, продолжая шагать.
Алексей Иванович молча следил за ним глазами.
— Не могу ли чем-нибудь, вам помочь? — спросил он.
Анатолий улыбнулся его наивности.
— Вы? Мне? — спросил он в свою очередь. — Нет, благодарю вас. Я не нуждался никогда ни в чьей помощи.
Бухгалтер встал.
— В таком случае до свидания! — сказал он.
— До свидания, — повторил товарищ прокурора, подавая ему руку. — Я искренно вам благодарен за ваше беспокойство; я прямо поражён. Неужели вы приехали для этого из Константинополя?
— Я думаю, это всякий бы сделал. Ведь вы, я полагаю, привезли бы мне нужные депеши, если б были в моем положении?
— To есть, если б располагал совершенно свободным временем? Очень может быть. Весьма вероятно.
Он проводил гостя до двери, воротился к столу, снова перечёл все три депеши, улыбнулся, потёр себе пальцем лоб, опять прошёлся по комнате, затем остановился, поднял голову и сказал:
— Надо действовать.
Он тщательно оделся, вычистил и отшлифовал ногти, подвил усы, завязал очень искусно галстук, посмотрел на часы и позвонил прислугу.
— Я ухожу по делу, — сказал он, — ворочусь не раньше, как через час. Если спросит обо мне барышня, вы скажете, что я к часу буду.
Он ещё раз оглядел в зеркале свой туалет, ещё раз поправил галстук, взял шляпу и трость и вышел из дома.
По воскресеньям у Петропопуло вставали раньше, потому что отец и сын вставали рано, и подымали весь дом. Товарищ прокурора уже знал этот обычай дома, знал, что в одиннадцать часов девицы уже одеты, и потому смело шёл к ним в своём светлом фланелевом костюмчике, ярко освещённый жгучим августовским солнцем юга. Он уже решил бесповоротно действовать так, как, по его убеждению, следовало действовать, и смело отворил узорную калитку их сада.
Едва он сделал несколько шагов, как увидел Лену, игравшую с таксой. Молоденькая собака на вывернутых лапах неуклюже носилась за нею, ловя за подол платья, а девушка хлопала в ладоши, отскакивала, прыгала, смеялась и кричала.
— Эту так эту! — почти вслух сказала. Анатолий, подходя к ней.
— Я пришёл к вам проститься, — начал он. — Я сегодня же должен ехать в Россию.
Лена так и застыла с раскрытым ртом. Ему даже показалось, что она шатается и беспомощно протягивает к нему руки. Может быть, этого и не было, но он быстро схватил её за плечи рукой и шепнул:
— Успокойтесь, что с вами!
Он посадил её на скамейку и сам сел рядом. Она растерянно по-детски смотрела на него.
— Да как же это вы так вдруг? — спросила она.
