День в раскольническом скиту - [13]

Перед обедом всей братией была прочитана молитва Господня «Отче наш», после которой все уселись за стол согласно возрасту и чину. Во время трапезы тот же молодой монах, который за ужином показывал мне иконы, читал из Пролога жития святых отцев. По окончании обеда, все монахи пропели на глас шестой «Достойно есть» и опять усердно помолились за своих «христолюбцев» – жертвователей.

Терентий мой, сытно пообедавши, прочитал на дорогу «прощение» и опять начал раскланиваться «со игуменом и всей яже о Христе братиею», при этом каждого целовал в плечо, говоря: «Христос посреди нас, отче»!

– Смотри, Терентий, не блазнись в вере, – напутствовал его отец Паисий, – не смотри на тленный мир и живущих в нем, не ешь, не пей и дружбы не води с никонианами, и к австрийским попам ходить слушать службу не даю тебе благословения. Австрийские попы, что они такое? Самозванцы и больше ничего! Правду про австрийских попов пишет преподобный отец наш Максим Грек: «Процветёт Австрия, аки белая берлина, и проедет по всей России на седьмиглавом змие». (У преподобного Максима и в мысли не было писать в своих творениях про белую берлину и седьмиглавого змия. – Авт.). Так-то! Мало ли они соблазнили нашего тёмного народа! Ну, Бог благословит, ступай со Христом! Авось, когда-нибудь ещё к нам пожалуешь, а теперь тебе «неслободно».

Когда мы вышли из кельи, уже совсем готовые к отъезду, вся братия, точно рой пчел (их было до 30 человек), вышли провожать нас. Отец Паисий был так любезен, что даже дал нам проводника, одного молодого послушника Алексея, который хорошо знал местность и обещал провести нас в нашу кочёвку гораздо прямее и миновать грязи в осиновой роще. Простившись с радушными и гостеприимными скитниками, мы сели на своих лошадей и, напутствуемые всякими доброжеланиями, тронулись в путь.

Проводник наш был красивый парень лет двадцати, с едва пробивающейся растительностью на верхней губе.

– Хорошо ли тебе, Алексей, живётся у старцев? – спросил я его.

– Хорошо, очинно хорошо! Всего вволю, кормят сытно, только мяса – уж не прогневайся – нет. Когда я пришёл сюда в келью, у меня, как есть, ничего не было, а теперь, слава Богу, всё есть; на днях я даже часы карманные купил. Иногда поезживаю в деревню к знакомым христолюбцам, там есть мясо, самовар и баня.

– А к матушкам часто бываешь? – спросил я его.

– Кажинный день! – отвечал он. – У них, знаете ли, там коровы содержатся, так за молоком всё меня отцы и посылают.

– А молодые старицы тоже есть? – полюбопытствовал я.

– Как же! К старым-то я бы и ездить не стал. Недавно одна из Златоуста приехала, ещё не «накрытая» (накрытыми они называют тех, кто принял монашество. – Авт.). Ух, какая важная! Этой место бы и не здесь.

– Чем же она важная? – спросил я его.

– Да что и говорить! Одно слово – всем: лицом, речью и поступью – одно искушенье! Читать, петь, вышивать – на всё мастерица!

– Старая она или нет?

– Какое старая! Всего восемнадцати лет! – вскричал возбужденный Алексей.

Терентий всё время ехал молча, понурив голову, а Алексей, как нарочно, не унимался: он рассказывал о жизни своей, о жизни своих монахов и монахинь и путём простодушной болтовни открывал мне неказистую скитскую жизнь.

Вдруг Алексей ни с того ни с сего расхохотался.

– Да вот какая штука, – начал он, – ныне летом мы ходили за женскую обитель по грибы, нас было пять человек. Был с нами и отец Гавриил – этот святоша, видели, который читал во время ужина и обеда.

Походили мы этак несколько времени, я уже наломал целую корзину и собрался идти домой. Зову с собой отца Гавриила.

«Нет, – говорит, – я ещё пойду белых поищу…». И укатил от меня. Я пошёл домой. Подхожу это я к ложбинке и гляжу, а на другом-то бережке, на колодинке сидят отец Гавриил с матушкой Серафимой…

– Будет молоть-то, Алексей, – грубо перебил его Терентий, – только понапрасну язык чешешь и Михайла Максимыча в соблазн вводишь! Право!

На Алексея эти слова подействовали отрезвляюще, и он сразу умолк, вполне сознавая, что слишком далеко зашёл, разговаривая с мирским человеком, да к тому же и с никоньянином. Остальное время мы ехали молча. Не доезжая с версту до нашей кочёвки, мы увидели трёх всадников, ехавших нам навстречу.

– Это… никак опять урядник едет с кем-то! – с тревогой в голосе сказал Алексей.

– Он, должно быть, частенько посещает вашу обитель?

– Нет, он ездит-то хоть редко, да метко, – загадочно промолвил Алексей. – Без оказии не уедет; от него каждому достанется, а что ты с ним поделаешь? Потому власть…

Недаром же скитники его не любили, думал я. Такой почтенный старец, как отец Паисий, вероятно, вследствие сильнейшей к нему ненависти, обозвал его вертлявым, непутным и слугою антихристовым.

Поравнявшись с нами, урядник остановил свою лошадь.

– Здравствуйте! – сказал он, приподнимая фуражку.

– Здравствуйте! – отвечал я.

В это время Алексей, сняв шапку, подобострастно поклонился уряднику.

– В богоспасаемую обитель изволили съездить? Очень хорошо! – говорил он. – Насмотрелись на новые типы душевнобольных? Да! Это очень поучительно! А познакомились вы с отцом Досифеем, этим оригинальным профессором своеобразных старообрядческих наук? Этот человек, знаете ли, и между староверами редкий экземпляр! Он и по-русски-то говорит очень редко, а всё больше по-церковнославянски «всмятку с русским».