День Литературы, 2006 № 11 (123) - [34]

Никогда не считал себя главным булгаковедом страны, нету такой должности, некому и некого на нее назначать. Это не худо. Литературоведение — дело научное, коллективное и в начальниках с погонами (мы хорошо знаем, какого цвета просветы на этих погонах) не нуждающееся. При этом я опирался на все важные и интересные для меня открытия других булгаковедов вне зависимости от их "спектра" и личного ко мне отношения.

— Ваша книга позволяет по-новому оценить значение Михаила Булгакова для нашей истории и культуры. Возникает даже мысль, что Булгаков — воплощение Христа в ХХ веке, русский Спаситель, который навел мост между старой Россией и Россией новой. Насколько это фантастическое предположение соответствует действительности?

Эта мысль для теледьякона Кураева, я этого не думал. Писатель, даже великий, не может и не хочет быть Христом. Булгаков был последним нашим классическим писателем и напомнил советской России о Боге, христианстве как мировой гуманной религии, добре, вечности и человечности в самый мрачный, кровавый, трагический период ее многотрудной истории, когда обманутой и ограбленной страной стали править и умело продолжают это делать под другими "православными" именами и "демократическими" обличьями бесчеловечные Каифа и Синедрион.

— Какие слова самого Булгакова могли бы лучше всего проиллюстрировать его миссию?

"Мы должны оценить человека во всей совокупности его существа, человека как человека, даже если он грешен, несимпатичен, озлоблен или заносчив. Нужно искать сердцевину, самое глубокое средоточие человеческого в этом человеке".

— В этой миссии насколько велика и осознанна была роль Сталина?

Сталин и Булгаков были великими современниками, и каждый в своей области обладал огромной властью. Но в реальной страшной жизни они не могли встретиться, протянуть друг другу руки, помочь. Хотя их взаимный интерес очевиден и огромен. Сталин очертил вокруг Булгакова незримый охранный круг, и никто так и не осмелился тронуть опального писателя, хотя вокруг головы так и летели.

— Почему Сталин любил именно финал "Дней Турбиных"?

Он правильно понял, что Булгаков честно говорит там о неизбежной победе бесчеловечных и изначально безнравственных большевиков над честными и наивными Турбиными. Но в понятном ослеплении успехом и безграничной властью не увидел, что автор пьесы скорбит об этой кровавой Пирровой победе как о величайшем, но заслуженном ими и народом национальном несчастье, страшные последствия которого мы ощущаем каждый день.

— Почему Сталин так резко охладел к пьесе "Батум"? Что его там разочаровало? Ведь Булгаков оказался куда более гибким, чем Мандельштам.

Сталин был не восторженным, а тотально подозрительным. Он со снисходительным презрением и неким "глубоким удовлетворением" относился к понятным человеческим слабостям, трусости и низости (об этом хорошо сказал Солженицын) и сначала думал, что "Батум" — обычная попытка растоптанного писателя навести некие "мосты", покаяться, добиться его благоволения в дни юбилея. Страшно обиделся, когда понял, что это не так, но невольно зауважал смелого автора, сильного человека. Интеллигент Мандельштам был другим.

Булгаков был гибок, но сломать его было невозможно. Наверно, поэтому он и лежит не безымянным скелетом с истлевшей биркой на ноге в лагерном рве, а оплаканный близкими, отпетый и помянутый, под черной гоголевской Голгофой на Новодевичьем кладбище. Мы не знаем последнего машинописного варианта текста "Батума" с характерными карандашными пометами Сталина и сопроводительными отзывами и документами, хранящегося в Кремлевском архиве вождя. Но Сталин умел читать, он понял, что его поняли, раскрыли в пьесе становление его сложного характера. И не позволил выход такого молодого Сталина на правительственную сцену МХАТа.

— В чем причины опалы в тридцатые годы? Почему Сталина перестал интересовать проект под названием "Булгаков"? "Среда заела"?

Никакой опалы не было, Булгаков получал неплохую зарплату и авансы, работал в МХАТе и Большом театре, лечился в цековском санатории в Барвихе, похоронен на Новодевичьем кладбище. Как раз в тридцатые годы интерес Сталина и спецслужб к писателю увеличился, ждали капитуляции, требовали "покаяния", надеялись, что таковым станет "Батум". Но не дождались. А среда может "заесть" только слабого…

— Кого и какими сенсациями могут сегодня испугать засекреченные архивы Булгакова?

Не надо бояться реальной истины. К тому же мы можем из опять ловко закрытых ныне архивов получить не только подлинный "Батум", но и неизвестные нам авторские редакции "Белой гвардии" и "Мастера и Маргариты". А неизбежное разоблачение целого отдела ОГПУ-НКВД в ближайшем окружении писателя никого пугать не должно: это справедливое возмездие за грех Иуды.

— Насколько опасными были "приключения" Булгакова во время гражданской войны?

Он сам сказал, что "выиграл жизнь", когда за ним гнались конные петлюровцы. Офицер Булгаков с оружием в руках воевал на стороне гетмана и белых, был тяжело контужен в Чечне.

— Булгаков, действительно, чуть не стал наркоманом? И каким чудом ему удалось "соскочить" с иглы"?