Владимир БОНДАРЕНКО НОВЫЙ РЕАЛИЗМ
Для начала скромно замечу, что к этому термину никакого отношения не имею. И на авторство его не посягаю. Впрочем, сомневаюсь, что вообще у такого и подобных ему терминов (типа "новый стиль", "новая жизнь") есть какое-то авторство. Я нахожу "новый реализм" и в девятнадцатом столетии, и в начале двадцатого, и в послевоенный период. По сути, каждый талантливый художник открывает свой новый реализм: реализм Андрея Платонова и Михаила Булгакова, реализм Ивана Бунина и Ивана Шмелёва, реализм Виктора Некрасова и Владимира Максимова, реализм Юрия Бондарева и Константина Воробьева, реализм Владимира Личутина и Эдуарда Лимонова. В каждом случае это был совершенно новый реализм. Но пусть те, кому больше нечем похвастаться, претендуют на этот термин. Не убудет.
Мне интересно совершенно иное. В течение последних десяти лет вдруг три совершенно независимые друг от друга группировки писателей с определённым на то основанием обозначали себя "новыми реалистами". При этом совершенно искренне эти группировки не заимствовали сие обозначение друг у друга. А брали его как обозначение некоего реванша, некоей литературной реставрации, как направление своей связи с прошлым. Современный литературный процесс, лишенный былой иерархичности, расколотый сначала надвое политическими событиями перестройки, а потом уже и на десятки различных группировок со своими вождями, своими гениями, своими мучениками, своими чиновниками,— вполне закономерно привёл к тому, что друг о друге писатели сегодня ничего не знают, друг друга не читают, совершенно искренне открывая заново свои велосипеды. Вот потому, гарантирую, три совершенно разные группы писателей, одна за другой, не догадываясь друг о друге, обозначили себя "новыми реалистами".
И каждый раз их обозначение было совершенно верным, хотя каждый раз в него вкладывался совершенно разный смысл.
Начну с "новых реалистов", объединившихся пять-шесть лет назад вокруг журнала "Октябрь", "Литературной газеты" и "Нового мира".
Это прежде всего прозаики Олег Павлов, Алексей Варламов, Светлана Василенко, Михаил Тарковский и критик Павел Басинский. Ряд этот можно и продолжать, но смысл не изменится. Это своеобразные бунтари внутри либерального направления. По форме, по сумме приёмов их реализм совершенно ничем не отличается от реализма Георгия Владимова, Василия Белова или же Виктора Астафьева. Так что этих писателей вполне можно было бы назвать традиционалистами нового поколения, продолжающими стержневую русскую словесность в пределах отпущенного им таланта. Новыми реалистами они стали не по форме, а по тому вызову, который они бросили господствующему постмодернизму в рамках единого либерального направления. Удивительным их реализм оказался на фоне безумствующих разрушителей форм и традиций русской литературы, занявших все господствующие высоты в современном литературном процессе. Казалось, что демократы и либералы выбросили весь реализм на ту сторону литературных баррикад, патриотам и державникам: мол, пусть тешатся в своё удовольствие. Примерно лет пять все либеральные журналы: "Знамя", "Новый мир", "Октябрь", "Звезда", "Нева",— все ведущие издательства, все культурные колонки в крупнейших газетах заполонили демократы, они же новаторы от искусства, постмодернисты, концептуалисты, соц-артисты, одесские юмористы и просто сатанисты. Наш патриотический лагерь и одновременно лагерь литературных традиционалистов, приверженцев реализма, окружили тройной блокадой, как прокажённых и зачумлённых. Не допуская ни к телеэкрану, ни к международным культурным связям, ни к книжным ярмаркам. Реализм предали забвению. Устроили поминки и даже показали их по питерскому телевидению. И вдруг, в их же среде, вскормленные из их же рук, финансируемые всё теми же Соросами и Букерами, молодые талантливые писатели на страницах их же литературных изданий возродили самый добротный традиционный реализм. Он был на самом деле новый после десятилетнего засилия маргинальных разрушительных течений. Эти молодые талантливые ребята, пусть и неосознанно, оказались пятой колонной в либеральном лагере. В непрекращающейся ни на минуту культурной войне открылся новый фронт в тылу нашего врага. И он успешно расширяет свои позиции, уже главенствует в "Новом мире" и "Октябре", в "Литературной газете" и "Консерваторе"… Уже и лауреатами заметных либеральных премий стали Олег Павлов и Андрей Волос — несомненные приверженцы реализма.
Другая группа "новых реалистов" совершенно независимо от бунтарей, взорвавших единое либеральное пространство, обозначила себя в московской писательской организации. Там теоретиком группы, воинственно защищающей свой приоритет на подобное "новореалистическое" обозначение стал Сергей Казначеев. Наиболее характерными писателями этой группы "новых реалистов" я бы назвал Михаила Попова, Вячеслава Дёгтева, Владислава Артёмова, Юрия Козлова. По отношению к кому они стали "новыми"? Если первые — условно, группа Олега Павлова и Павла Басинского, стали "новыми реалистами" по отношению к филологической и постмодернистской прозе, до этого господствующей в их "знаменско"-"новомировском" стане, то вторые — условно, группа Сергея Казначеева и Михаила Попова, стали "новыми реалистами" по отношению к традиционному реализму, господствующему в "Нашем современнике" и в "Москве", по отношению к книгам Леонида Бородина и Владимира Крупина, Владимира Личутина и Бориса Екимова. Они ввели в реализм максимально допустимый набор приёмов от постмодернизма, по сути, создали игровой реализм. Близкий к ним "новый реалист" Борис Евсеев, говоря о реализме, заметил, что "…он стал всё активнее привлекать, казалось бы, вынутые из чужого сундучка и нехарактерные для себя средства… Короче говоря, их реализм стал менее реальным. В большей степени он стал именно тем "символическим реализмом…" Я их неоднократно называл без всякой иронии и осуждения патриотическими постмодернистами, представителями игрового реализма. Но им самим ближе название "новые реалисты", не так смущающее умы патриотов и их лидеров, и это вполне уместно. Но — вот беда: и первых и вторых породили абсолютно разные причины. Одни возродили реализм на либеральном пространстве, другие преобразили реализм, используя новейшие течения литературы. По своей стилистике, несомненно, к этой второй преобразующей группе "новых реалистов" относится и Александр Сегень, как бы он лично ни враждовал с теми или иными её представителями, и его роман "Русский ураган" интересен прежде всего как гротескно-игровой роман, далёкий от традиционной повествовательной прозы "Нашего современника"…
