День лисицы. От руки брата его - [12]

Бакалейную лавку держала сеньорита Роса, когда-то красивая девушка, до сих пор сохранявшая в своем облике что-то юное и печальное, как увядающий на груди душистый полевой цветок. Лавочники Торре-дель-Мар составляли особую разновидность людей, резко отличавшихся от прочих обитателей деревушки. Все рыбаки были худые и лишь иногда, в пору богатой осенней путины, немного поправлялись, а потом снова тощали; лавочники же год от года все больше обрастали жиром. Но основным различием был момент психологический — отношение тех и других к деньгам. Рыбаки любили во всеуслышание обсуждать свои заработки, они останавливали друг друга на улице только затем, чтобы сообщить, во сколько — с точностью до песеты — оценили на торгах их последний улов. Всю зиму они жили в долг, если же неожиданно выпадала удача, им не терпелось поскорее спустить деньги, и они покупали в приданое дочери или сестре непрактичную дорогую мебель. «Взгляни-ка, друг! Выложил целиком недельную выручку Ни больше ни меньше. Зато такой мебели ни у кого нет. Не думай, она вовсе не из дерева. Все как есть из пластика!» — «А бар для коктейлей на кой тебе черт сдался, раз никто из молодых не пьет?» — «Этот-то? Ну, не пьют они сами — так, может, дети их будут пить. Надо шагать в ногу с веком». Лавочники были не такими. В их жизни деньги играли главенствующую роль. В тех редких случаях, когда они вообще упоминали о деньгах, они предпочитали употреблять отвлеченный термин «расходы», и им даже не могло прийти в голову посвящать посторонних в свои дела.

Когда Марта вошла в лавку, сеньорита Роса подняла глаза и устремила их мимо покупательницы в пространство, где, доступная лишь ее взору, вырисовывалась колонка четких, ясных цифр.

— Пакет древесного угля, — сказала Марта, — на этот раз я возьму немного. — Она надеялась, что небрежный тон поможет ей.

Сеньорита Роса сверилась с цифрами. Два да три — пять, да еще восемь — тринадцать. Минус четыре песеты, уплаченные в предпоследний раз. Остается девять. Минуточку, сейчас проверю по гроссбуху Совершенно точно, девять.

— Быть может, сеньора, сегодня вы сможете уплатить хоть немного в счет долга? Вы, конечно, понимаете, как трудно отпускать товар в бессрочный кредит.

Марта, вздохнув, извлекла из кармана две песеты, взяла пакет с углем и вышла. Топливом она по крайней мере была теперь обеспечена. Она опасалась, что раздобыть провизию будет гораздо труднее.

Веселая утренняя суета захватила и старуху, когда она, стараясь держаться в тени, снова неторопливо двину-, лась вниз по деревенской улице. Встречая элегантных, по-заграничному одетых иностранцев, которых с каждым днем становилось все больше, Марта тоже ощутила легкое волнение начавшегося сезона. О наступлении лета говорила и непривычного вида одежда, проветривавшаяся на крышах еще недавно заколоченных вилл богатых испанцев, на которых сверкали, подобно изумрудам, зеленые телефонные изоляторы. Марта остановилась у фонтана — перевести дух и взглянуть поближе на бродячих актеров, поставивших на пляже свой балаган. На сцене актеры казались более настоящими, чем в жизни. Беспощадное солнце спалило всю таинственность и волшебство, и глазам Марты представилось лишь несколько развинченных нелепых фигур — неряшливых женщин и женоподобных мужчин, которые переругивались между собой.

— Толку не будет, можешь мне поверить. Слишком поздно, полный провал. И вообще, моя милая, сделай одолжение — убирайся-ка ты ко всем чертям.

Марта, недоумевая, покачала головой и пошла дальше. С ней рядом остановился, фыркая, странного вида мотоцикл с высокой рамой; восседавший на нем старик был такой тощий, такой прямой и негнущийся, что, казалось, двигаясь, он должен был скрипеть всеми суставами. Старик приподнял черную шляпу, прикрепленную резинкой к лацкану его полотняного пиджака.

— Замечательное утро, мадам. Позвольте узнать, нет ли у вашего сына рыбы на продажу?

Дон Федерико Виланова имел привычку обращаться к Марте в высшей степени церемонно.

— Он сейчас в море, — ответила Марта. — Я жду его не раньше чем через час-другой. Если он что-нибудь поймает, пошлю его к вам… И между прочим, сеньор, мы решили последовать вашему совету и сдать свободную комнату.

— Рад это слышать. Постарайтесь сдать англичанину. Все они мерзавцы, но это не имеет значения — в отношении денег на них можно положиться, и в еде они неприхотливы. Обожают жареных улиток!

Дон Федерико еще раз приподнял шляпу, привел в действие свою машину и почти мгновенно стал частицей того приятного расплывчатого узора, каким представлялся Марте на расстоянии двадцати шагов весь мир.

«А теперь провизия, — подумала она. — Хоть бы разок для разнообразия покормить его, беднягу, мясом». Она подошла к лавке сеньориты Антонии, раздвинула занавеску из бус и вошла. Бусы звякнули за ее спиной, осыпав пятнами света и тени сеньориту, которая сидела за прилавком, возвышавшимся у задней стенки, подобно алтарю, и трех, одетых в черное, покупательниц, с покорным видом стоявших внизу, словно внимая проповеди.

Сеньорита так и не нашла себе жениха, который мог бы внести в семейный капитал долю, равную ее громадному вкладу — мясной лавке. Антония была полнотелая, улыбающаяся девица с ярким румянцем, пышным бюстом и больными венами. За ее спиной как решающее доказательство того, что лето действительно наступило — в зимние месяцы мясо в Торре-дель-Мар не привозили, — висела на ввинченном в потолок крюке громадная бычья туша. Поскольку рыбакам мясо было не по карману и они покупали его, лишь когда доктор прописывал больному ребенку мясной бульон, тушу завезли с расчетом только на приезжих, но и местному населению могла перепасть требушина и другие части, которые не покупал ресторан при гостинице.