День красных маков - [101]

– Вам нужно время, Мартин. Вы многое прошли.

– Какое там время! У меня всё это вообще в голове не укладывается. Как так вышло – я жил в квартире с Поппи, по пятницам ел рыбу с картошкой, по субботам ходил в паб и общался с друзьями, смотрел матчи «Шпор» – и тут бах! Я в плену, в жарком незнакомом месте, не знаю языка и не понимаю происходящего. Как такое могло со мной случиться? Как я оказался замешан в войне, которая так далеко от меня, которая не имеет отношения ко всему, что для меня важно? Такое видишь в новостях, такое с тобой не случается. Может быть, я не должен всё это говорить, но это правда. Для меня, во всяком случае.

– Вы разочаровались в армии?

– Нет, – ответил Мартин немедленно и с чувством. – Люди могут подумать, что я разочаровался, но они не знают, как обстоят дела. Чужая природа, чужая культура, то, как организован быт повстанцев, – всё это очень, очень сложно, и, проведя там некоторое время и увидев всё своими глазами, я стал разбираться ненамного лучше. Так что нет, совсем нет, я не виню армию. Я знаю, как трудно получить представление о происходящем или хоть какую-то ценную информацию. Они очень старались, я уверен. Они сделали всё возможное. Я и не знал, что они пытались меня освободить. Если бы я знал, многое было бы иначе. Я верил, что меня найдут, но пару дней спустя начал сомневаться. Восприятие действует на мозг, чувствуешь себя дезориентированным. Я думал, может быть, они не знают, что я в плену, может быть, меня сочли мёртвым и не ищут? Мысли скачут, думаешь – а если весь патруль уничтожен, никто не вернулся назад, некому сказать, что я в заложниках, и все признали, что я убит, и Поппи тоже сообщили… Всё кажется возможным, когда у тебя столько времени предаваться размышлениям. Лишь одна мысль давала мне надежду, настоящую надежду – мысль о Поппи. Я знал, она задумается, почему от меня нет никаких сообщений, и верил, она поднимет тревогу, она расскажет что нужно кому нужно, даже если я просто ленивый сукин сын, которому следовало бы чаще писать ей. Я все надежды возлагал на Поппи.

Горькая ирония не укрылась от Майлза. Он решил взять инициативу в свои руки. Истории требовалась кое-какая информация.

– Почему бы вам не рассказать, каково это – быть в заложниках? Опишите ваши ощущения.

– Господи, даже не знаю, с чего начать. Оказавшись заточённым в маленькой комнате, я стал обо всём сожалеть, думаю, большинство людей занялись бы тем же самым. Благодаря великому дару смотреть в прошлое я без конца повторял себе, что не надо было вступать в чёртову армию, не надо было оставлять Поппи одну. Мне до сих пор стыдно. Я должен был поступить иначе, рассказать ей о том, о чём не счёл нужным рассказывать. Знаете, как указано в инструкциях? Вы можете подумать, что я отношусь к ней свысока, но вы же понимаете, что я имею в виду: в случае «а» сделай это, а в случае «бэ» не делай то. Но, наверное, она всё равно не стала бы слушать.

Оба рассмеялись, понимая, что никакого «наверное» быть не может.

– Я лежал и думал, какое решение, какой выбор привели меня сюда. Что я мог сделать иначе? Я вспоминал автомастерскую, где раньше работал, и того кретина, что столько лет надо мной издевался. Потом вспоминал, какую жизнь вёл до этого. Я не состоялся в жизни, тосковал и страдал, но зато каждый вечер возвращался домой, к Поппи. Я каждое утро просыпался рядом с ней, и её волосы были рассыпаны по моей груди, и, господи, относительно того, что произошло, когда я записался в армию, моя жизнь была просто сказкой, вот только тогда я этого не понимал. Словно мне пришлось всего лишиться и пройти настоящий ад, чтобы оценить, что я имел раньше.

– Так часто бывает, Мартин.

– Я знаю. Это тяжёлый урок.

Майлз кивнул и подумал об уроках, которые пришлось усвоить Поппи.

– Каждый раз, когда я думаю о Поппи, Майлз, моё сердце бьётся слишком часто, а голова идёт кругом. Я хочу бежать к ней, хочу сжать её в объятиях и в то же время хочу бежать от неё как можно дальше. Всё так сложно…

Непростая дилемма встала и перед Майлзом. Как журналист он должен был оставаться беспристрастным и интересоваться только фактами, как друг Поппи – дать Мартину совет. Друг победил.

– Мне кажется, вы сейчас очень нужны ей, Мартин.

– Да, вот в том-то и проблема, мой друг. Она тоже нужна мне, но всё гораздо сложнее. Я чувствую себя никому не нужным, очень одиноким, и только один человек мог бы это исправить – моя Поппи, моя жена. Она всё изменила бы. Она выслушала бы меня, помогла и развеяла бы моё одиночество. Но она не может.

– Почему?

– Потому что она стала частью всего этого, она втянулась в это. Она была там, была вовлечена… Она лишила меня того человека, который мог мне помочь. Она лишила меня этого человека, когда села в самолёт, когда отправилась в мой мир и сделала то, что сделала… Я не жду, что вы меня поймёте, я не уверен, что и сам понимаю… Да, я не понимаю.

– Она сделала то, что сделала, ради вас, Мартин, и она прошла бы через это ещё раз.

– Я не хочу, чтобы она проходила через это, Майлз! – закричал Мартин. – Именно этого я и не хочу! – Он выдохнул, стараясь успокоиться. – Нам с Поппи не пришлось бороться за наше счастье, мы стали счастливыми словно по волшебству. Я доверял ей. Мы были созданы друг для друга. Это было так важно для нас обоих, так необыкновенно. Мы предпочли бы друг друга кому угодно, чему угодно. Она – моя половинка.