День длиною в 10 лет - [19]

Шрифт
Интервал

Мне также известны случаи, когда заключённый знакомился с барышней по переписке. Чаще это, конечно, делается только из эгоистичных, потребительских соображений. Представьте, человек сидит в тюрьме, помощи ждать неоткуда — караул! Каких-либо морально-этических принципов, к сожалению, у большинства заключённых нет (или они им попросту незнакомы). И тут появляется возможность кого-нибудь «задурить» («жрать-то хочется!»)

Меня всегда поражало, что для того, чтобы капитально «запудрить мозги» дамам, кавалерам особенно какого-то интеллекта не нужно было (может быть, причина этого в том, что и большинство дам особым интеллектом не блистало?) А если нужно охмурить действительно стоящую «заоху» и для этого требовалось писать блестящие, красивые романтические письма, то за некоторую мзду прибегали к «писателям» либо обладающим даром слова.

На следующий день, с утра, я пробился в штаб, куда собирается на планёрку администрация, и где можно «поймать» оперативника. Однако желающих поговорить с ним оказалось много, а времени до начала планёрки — мало. Ожидающих попросили «очистить» холл на время планёрки. Я ушёл в барак с намерением через полчаса вернуться обратно. По истечении положенного времени я попросил «ключника» — зека, который открывает двери локальных участков — выпустить меня в штаб к оперативнику. Туповатая и ограниченная личность, стоявшая и нагловато издевательски покручивающая «золотым ключиком» по ту сторону забора, не хотела открывать калитку, ссылаясь на приказ «никого не выпускать». Наконец я убедил этого человека пустить меня на «пульт» к тому самому «регулировщику», отдавшему это указание. На «пульту» (это место ещё каланчой называют) я долго и безуспешно объяснял, зачем мне нужно сходить к оперативнику. В ответ я услышал только одно: «пшёл вон!». Я хотел было возразить, но регулировщик пригрозил, что закроет меня в клетку. Естественно, перспектива провести ближайшие несколько часов на жаре меня не обрадовала.

Недавно из моего барака двое человек ходили на длительные свидания. Я, между прочим, поинтересовался у них «что да как». Они подтвердили слова начальника отряда, что комнаты свидания, действительно, стоят полупустые. Связано это с тем, что новый начальник колонии запретил длительные свидания с гражданскими подругами и заочными любовницами. По этой причине поток, посещающих нашу колонию, заметно поубавился. К оперативнику я так в тот день и не попал.

Глава 10. «Работа — не волк; улетит — не поймаешь!»

Всеми днями напролёт нахожусь в бараке. Это совсем не означает, что у меня избыток свободного времени и я отлёживаю бока на своём спальном месте. Сочинители «Правил внутреннего распорядка дня», принятых на вооружение администрацией нашей колонии, позаботились, чтобы свободное время заключённого было чем-то заполнено, чтобы в течение дня оно было раздроблено на короткие промежутки времени, которых чем больше, тем приятнее администрации и неприятнее заключённым. Прожитый в таких условиях световой день, в конечном итоге, вспоминается наполненным сплошным сгустком нервов и напряжения.

По весне отрядник объявил, что в зоне (на промке) будет открываться швейное производство, потребуются люди с «корочками». Я написал домой, мне выслали документы. Говорят, что на втором этаже здания УПИ делают помещение под швейный цех. Отделочные работы подходят к концу, скоро завезут оборудование. Но когда всё же будут набирать на работу — этого я не знаю. В котельную возвращаться во второй раз, думаю, не стоит. Отношения с бригадиром Мухиным сложные.

На работу я ещё никуда не устроился. Всё лето просидел в бараке, ждал, что, может, вот-вот откроется швейный цех. Цех до сих пор не открылся. По слухам, отделочные работы уже в цехе завершены и даже, говорят, появились несколько первых швейных машин. Но что-то, по-видимому, всё-таки не клеится, потому что не слышно, что в ближайшее время будут набирать народ.

Два раза писал заявление на устройство в «контроль качества товаров» — не знаю, как правильно называется. Оба раза мне отказали, хотя бригадир их и предлагал мне поработать («замут» какой-то странный!) Потом имел намерение трудоустроиться в столовую. Сказали: мест нет. Потом бегал до земляка в столярку. Говорю, мол, возьмите, дяденька, на работу! Он говорит: пиши заявление на станочника. «Корочки» у меня есть. Написал, отдал — третья неделя занялась, никакого движения. Думаю, может, позабыл, запарился?

Примерно, с недельку назад мне предложили поработать, так сказать, на общественно-полезных началах, то бишь без оплаты труда. Надоело сидеть в бараке, и я согласился. Работаю по ночам, днём сплю, на проверки не хожу. Эта «шабашка», может быть, скоро закончится. На нормальную работу ещё не могу устроиться — это тяжело здесь. В котельной не работаю, думаю, что работать не буду, потому что чувствую, что оставлю там своё последнее сокровище — здоровье!

Удивительно! Целое лето не знал, куда себя девать. Скучно было. Приходил с работы, отстаивал проверку, а потом бежал «на телевизор» смотреть фильм. Не мог заставить себя заняться чем-нибудь полезным. В выходные дни, если не выводили на работу, мог целый день проваляться, полудремать-полусмотреть телевизионные фильмы. Любая самостоятельная деятельность теряла для меня всякий смысл.


Еще от автора Степан Степанович Лукиянчук
Мне б от мира укрыться

«Стихотворения С. Лукиянчука позволяют говорить о тревожном состоянии души автора. Ощущается настоящий гражданский пафос. Очевидно, что автор, имеющий чёткую гражданскую позицию, с болью воспринимает социальные процессы, происходящие в стране. В то же время важно отметить, что в стихах, обращённых к самому себе, … лирический голос лишён самодовольной самоуверенности, чувства правоты по отношению к миру» Леонид Большухин, член Союза российских писателей, преподаватель ННГУ им. Лобачевского.


Рекомендуем почитать
Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.