Мне б от мира укрыться

Мне б от мира укрыться

«Стихотворения С. Лукиянчука позволяют говорить о тревожном состоянии души автора. Ощущается настоящий гражданский пафос. Очевидно, что автор, имеющий чёткую гражданскую позицию, с болью воспринимает социальные процессы, происходящие в стране. В то же время важно отметить, что в стихах, обращённых к самому себе, … лирический голос лишён самодовольной самоуверенности, чувства правоты по отношению к миру» Леонид Большухин, член Союза российских писателей, преподаватель ННГУ им. Лобачевского

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 9
ISBN: -
Год издания: 2018
Формат: Полный

Мне б от мира укрыться читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Дизайнер обложки Вера Лепихина

Иллюстратор Татьяна Плотникова


© Степан Степанович Лукиянчук, 2018

© Вера Лепихина, дизайн обложки, 2018

© Татьяна Плотникова, иллюстрации, 2018


ISBN 978-5-4490-5199-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1 часть. Боль души


Пушкину

Кто Пушкин? Кто же ты,
Певец печальный Золотого века,
Писал и посвящал стихи,
Читая пред очами света?
Приди, скажи мне, как понять
Тебя и тайну твоей жизни?
В стихах твоих меж строк читать,
Читать, понять, чтоб разуметь те мысли,
Что двигали, что наполняли грудь,
Сжимали сердце, гнали чувства?
Как труден оказался путь
Пред тем, как ты набрался мудрства?!
Он, Пушкин, покоритель душ,
Души ни капли не жалея,
Страны Российской добрый муж
Стихами правду возлелеял.
На плаху голову сложил
Принявши стыд, позор бесчестья,
Где злобный люд его казнил
За то, что не любил он лести.
Что он укором едких строк
Бессмертного стихотворенья
Пытался и, конечно, смог
Не предавать обман забвенью.
Он — гений — и чрез много лет
Не побеждён и не померкнул,
Стихов своих правдивый след
Оставил в памяти бессмертной!

Молитва старца

В пустыни чахлый и больной,
Но в духе силу сохранив,
Инок, старец с седой главой
Страждет за малых и больших.
Икона в келье одинокой,
Под ней лампадочка горит,
С сердечной грустию глубокой
Старик молитву говорит…
И на коленях пред иконой,
Рукой дрожащею крестясь,
Псалмы поёт он и каноны,
Душой к Создателю стремясь.
Стремится ввысь молитва свята,
В поту кровавом рождена,
Трудом немилостным объята,
Постом монашеским сильна.
Молитва эта за Россию,
За тех, кто страждет, иль больной;
За деток Божиих гладных, сирых;
За неимущих дом родной.
Стремится ввысь молитва эта
От неизвестного старца.
За честь христианскую вовеки,
За православие борца,
Который в хлад иль знойным летом,
Ненастной осенью, весной
С грехом дерётся до победы
В душе, храня одно добро!
В конце молитвы старче скажет:
— Помилуй, Господи, прости
И дай мне силы, чтобы так же
Крест свой до конца нести!
В пустыни чахлый и больной
В скиту, закрытом от мирских,
Инок, старец с седой главой
страждет за малых и больших,
Здоровых духом и больных…

Песнь старого бродяги

Мне не весело, ой, как не весело!
Скорби грустной не очень я рад.
Спел бы песню ты, спел бы ты песню
О бывалом, товарищ мой брат!
Помотали пути нас, дороженьки
По России — царице земель.
Мы знавали девчаток хорошеньких —
Мшистый луг заменял нам постель.
Нос краснеет, где пьянки-гуляночки,
Ноги грешные сами несут
В те края, где смуглянки цыганочки
Дивным голосом песни поют.
Жизнь на карту поставлена смолоду,
На кону наши души стоят.
При расплате не будет нам холодно:
Кочегарит котлы для нас ад.
Спой мне песенку, братец, спой песенку,
Разгони-ка, гитарка, тоску!
Я под струны звенящие весело
Наконец-то спокойно засну.

«Тоска…»

Тоска…
Вокруг таёжный лес стоит…
Он, шевелясь под ветром, мне о чём-то говорит.
Не шелестит, а воет. Что ж, зима…
Высокие заборы, вышки и столбы,
Колючая, мерзавка, проволока…
И люди… люди эти — мы!
А может, нет? Быть может, только звери?
Печаль.
Я вспоминаю часто дом родной,
Отца, густою сеткою морщины.
На голове волос густая чернота
Не так давно ещё была…
Теперь одни седины!
Жена и дочь — одна лишь радость в мире…

Впечатление на Апокалипсис Иоанна Богослова

Безумный вражий ум сказал однажды,
Когда на незаконный трон взошёл,
Чтоб впредь, от века и до века, каждый
Лепил печать на руку иль чело.
И были люди, что печать лепили,
Их в Книге Жизни кто же помянёт?
Сим действием они пророчество скрепили:
Земля исчезнет, но пророк не перейдёт.
И скорбь великая на землю опустилась:
Поднимет руку брат на брата своего,
Кто претерпел, тому же всё простилось,
Иным же не простится ничего.
И зверь в геенну под землёю сгинул,
И проиграл сражение дракон,
А нечестивых в Судный день Господь закинул
В ад, чтоб там вовеки раздавался стон!
Кто умный, тот сочтёт, наверно,
Бесовское трёхзначное число.
Кто умный, тот печать отвергнет,
Тогда Агнец помилует его.

Жребий

«Остановись!» — сказал бы кто тогда,
И, может, я б послушался его.
Ни Ангела-Хранителя рука,
Ни даже слово друга моего…
Черты запретной преступив порог,
Я Бога своего предал.
Среди открывшихся дорог
Не лучшую из них избрал.
Теперь в темнице заключён,
Оковы стискивают грудь.
Но верю, что не обречён,
Что Бог простит, укажет путь…
Логичен жребий, брошенный судьбой.
Его итогов? — Нет, я не страшусь…
Кого зову я милой и родной —
За ту переживаю и боюсь.

Вдыхая воздух

Вдыхая воздух жадными глотками,
Припал лицом к решётке у окна.
Усталыми, потухшими глазами
Ощупываю взглядом облака.
Не пролетит плутающая ль птица?
И не порадует своею красотой?
Я в облаках угадываю лица
И узнаю — мне кажется порой.
Хоть иногда и кажется милее
Мне одиночество с собой наедине,
Хоть добавляет ссадин на душе
И делает меня всё жёстче, злее.
Вдруг до меня донёсся шорох крыл.
И учащённо взмахивая ими,
С небес спустился голубь сизокрылый,
Слетел с небес и предо мной застыл…

На душе тоскливо

На душе тоскливо, неудобно,
Мышцу сердца щемит иногда,
Почему так создан мир недобро,
Почему недобро создан я?
Есть ли в лабиринтах этих Таин
На вопрос мой праведный ответ:
Злобный дух — души моей хозяин
Или мне хозяин — добрый свет?
Если это так, то что за дело
Уготовил Сущий для меня?
Продолжить чтение
Еще от автора Степан Степанович Лукиянчук
День длиною в 10 лет

Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!

Рекомендуем почитать
Бухара в Средние века

Американский иранист, почетный профессор Гарвардского университета, почетный доктор Таджикского университета Ричард Нельсон Фрай в настоящей книге постарался объяснить роль средневековой Бухары в восточно-исламском мире и тюркизации Средней Азии. Учитывая многочисленные пробелы исламской истории, автор реконструирует золотой век Бухары, ставшей в X веке столицей восточноиранского культурного пространства и символом нового порядка – персидского ренессанса.

Холодное сердце, горячие поцелуи

Майя Хартни, шеф-повар, занимающийся поставкой угощения на самые разные мероприятия – от детских праздников до корпоративных гала-церемоний, очень любит свою работу, вкладывая в нее всю душу. И нежелание молодого руководителя Уилла Томаса попробовать ее блюда на дегустации для благотворительного обеда расценивает как пренебрежение к ней самой и отказывается от заказа. Однако через несколько дней Уилл появляется на пороге ее дома с целью уговорить изменить свое решение, так как ему крайне важен благотворительный проект, и даже записывается к Майе на кулинарные курсы.

Техника и вооружение 2005 03

Научно-популярный журнал (согласно титульным данным). Историческое и военно-техническое обозрение.

Повесть о господине Зоммере

В «Повести о господине Зоммере» Патрик Зюскинд, известный во всем мире автор романа «Парфюмер» и пьесы «Контрабас», обращается к внутреннему миру подростка, рассказывая о нем с неподдельной нежностью и легкой иронией.Книга иллюстрирована Жан-Жаком Семпе.Эта книга открывает нам новые грани таланта Патрика Зюскинда, автора знаменитого «Парфюмера». «Повесть о господине Зоммере» — очень странная и грустная история. Странен и сам господин Зоммер, который в повести произносит всего лишь одну фразу: «Да оставьте же вы меня наконец в покое!» Трагична его судьба… Однако именно в этом произведении Патрика Зюскинда отчетливо звучат лирические интонации.