Демон абсолюта - [22]
Этот молодой человек высокой культуры и значительных умственных способностей, восстающий против общепринятых условностей общественной жизни, иногда бурно, слишком часто с рассеянностью, но всегда неукротимо; решивший во всем жить на пределе, и прежде всего, на пределе цивилизованности; то агрессивный, то робкий, то аскетичный, то несерьезный, упрямый и скромный, дотошный, смелый, бескорыстный, не чуждый блефа; обладающий изобретательностью и ловкостью рук китайского ремесленника; почти столь же изобретательный, когда надо было увлечь подчиненных общим делом, способный воодушевить их неистовой преданностью, принимаемый среди арабов за своего, умеющий выводить из себя и равных, и вышестоящих, способный также на хитрость; кроме того, страстный антимилитарист, равнодушный к дисциплине, привыкший к ребяческим выходкам, несуразным и вселяющим беспокойство, одержимый этикой, но охотно прибегающий к маскировке, трезвый и романтичный, способный воспринимать великие замыслы или быть одержимым великими мечтами; достоинства которого проявлялись не так быстро, как недостатки; офицер запаса, лишенный военного образования, знающий арабский, но не знающий Аравии — разве не был он создан для того, чтобы стать британским агентом при султане Ассирии?
Такой вопрос не ставился; у Хогарта не было времени вмешаться: Министерство по делам Индии уже направило решение правительству. Оно ждало победы на Востоке не от сотрудничества с арабами, но от мощи английского флота и от экспедиции в Дарданеллах. Оно исключало всякие планы о сотрудничестве с Ассирией, как позже — с Ибн Саудом, как собиралось исключить принятие требований шерифа, и вовсе не по неведению: оно считало, что невозможно будет сохранять господство Англии над восемьюдесятью миллионами мусульман Индии, когда рядом будет арабская квазинезависимая империя. Его предубеждение против арабов было слишком сильным; и оно верило не в сотрудничество, а в силу. На пылкую надежду Лоуренса оно отвечало молчаливой волей, выражение которой выгравировано на английском оружии: «я выдержу»[167].
В этот конфликт, где нетерпение «Незваных» видело зависть, были вовлечены две главные ценности всякой империи. Лоуренс узнал сначала из Лондона, затем из Каира, что «правительство Ее Величества не собирается посылать к имаму Ассирии военных советников».
Глава III.
На той же неделе[168] Фейсал прибыл к Бакри[169]. Он был принят не без предосторожностей. Его считали другом турок, и Джемаль собирался дружески принять его в Дамаске. Даже когда он сказал, после многочисленных бесед с долгими подступами, что смиряется с турками лишь из опасения перед союзными державами, колебания продолжались: турки были его хозяевами, и тот, кто сотрудничал с ними, — каковы бы ни были мотивы, повлекшие это сотрудничество — находил в этом большую выгоду. Но Фейсал был прислан своим отцом; поведение великого шерифа было достаточно тонким, хотя лишь в негативном смысле, ведь турки уже пытались организовать его убийство; заговорщики, поскольку он был меньше скомпрометирован, видели в нем единственную фигуру, способную придать восстанию смысл и эффективность; и, если Фейсал мог казаться сторонником турок, его собеседники казались ими не меньше. Ведь если они были готовы к вооруженному восстанию, которое предполагал Хуссейн, значит, им следовало быть готовыми к сотрудничеству с союзниками, а они опасались их так же, как Фейсал. Управляющий комитет «Фетах» путем голосования вынес резолюцию[170], в которой общество решило, что, если аппетиты союзников на Востоке будут слишком очевидными, они будут защищать турок. Фейсал установил связь с руководителями «Ахад»: их начальник, Азиз Али, предписал им ту же политику[171].
Никто не знал о последнем послании Китченера великому шерифу. Их точка зрения — и точка зрения Фейсала — стала той же, что в том же месяце защищали в Каире собеседники Сторрса и Клейтона: арабы вступят в войну на стороне союзников, если последние признают их независимость после их победы.
Фейсал был поражен точностью и масштабностью действий заговорщиков. «Ахад», в котором все члены были офицерами, насчитывал четыре тысячи человек. Он контролировал девять десятых арабских дивизий. В тот момент, когда их перестали бы окружать турецкие или немецкие дивизии (последние также были размещены в арабских странах), они поднялись бы, если бы получили приказ. Фейсал меньше знал «Фетах», но угадывал, что его влияние далеко превосходило то, что ему приписывали. Он собирался в Константинополь: договорились, что по возвращении ему будут переданы условия, на которых тайные общества согласятся связать свои действия с действиями Англии.
