Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия - [43]

— Се serait un pis aller[27],— ответил Якоби, спокойно усаживаясь в любимое кресло Рэтклифа подле миссис Ли.

Встревоженная Маделина не могла не вмешаться и поспешила спросить, нельзя ли перевести это высказывание с французского на английский.

— О, — сказал барон, — по-английски у меня это не получится. Вы, пожалуй, скажете, что из двух зол оба худшие — и уехать, и остаться.

— Может быть, перевести это с помощью пословицы «Тише едешь, дальше будешь?» — предложила Маделина; таким образом, буря на время улеглась, а Рэтклиф угрюмо позволил переключиться на другую тему. Тем не менее, встречаясь в гостиной миссис Ли, эти двое, к великому ее ужасу, уже не могли обойтись без личных выпадов. Мало-помалу, из-за сарказма Якоби и грубости Рэтклифа, они практически перестали разговаривать и смотрели друг на друга, как цепные псы. Маделина вынуждена была прибегать к разного рода уловкам, чтобы сохранять мир, но в то же время все это ужасно ее забавляло, а так как взаимная ненависть лишь распаляла их преданность ей, она была довольна, что могла удерживать соперников в состоянии стабильного равновесия.

Но это были не единственные, причинявшие неудобство последствия внимания к ней Рэтклифа. Теперь, когда в глазах всех он стал близким другом, а возможно, и будущим мужем миссис Ли, никто более не осмеливался нападать на него в ее присутствии; и тем не менее по тысячам признаков она ощущала, что атмосфера вокруг министра финансов постоянно напряжена. Вопреки собственному желанию она ощущала тревогу, как будто в воздухе витала какая-то тайна. Однажды в марте, когда после обеда она, сидя у камина с «Инглиш ревью» в руках, просматривала материалы последнего симпозиума по вопросам религии, слуга принес визитную карточку, и не успела миссис Ли прочесть имя миссис Сэмюел Бейкер, как эта дама вошла в комнату, приветствуя хозяйку столь энергично, что та пришла в некоторое замешательство. Обычно, когда к ней вторгались подобным образом, она принимала таких посетителей весьма прохладно, но в данном случае, памятуя о Каррингтоне, заставила себя любезно улыбнуться и предложила гостье сесть, что та успела сделать и без приглашения, чувствуя себя весьма непринужденно. Без вуали это была довольно яркая особа лет сорока, дородная, высокого роста, одетая сверхмодно даже в трауре и с цветом лица, который был несколько свежее, чем положено природой. Ее собственная общительность усиливалась принятой в Вашингтоне манерой свободно обсуждать любые темы, а многообещающая улыбка и сильный южный акцент объясняли ее успех в правительственных кругах. Она спокойно осмотрела все вокруг и искренне похвалила обстановку в доме миссис Ли, и это было настолько непохоже на обычную южную язвительность, что миссис Ли была скорее довольна, нежели раздражена. Но когда взгляд миссис Бейкер упал на картину Коро — единственный предмет гордости Маделины, — она, видимо, смутилась и даже прибегла к помощи очков, чтобы, как могло показаться, выиграть время. Но даже Коро не смог привести ее в замешательство.

— Как мило! Это что-то японское, не так ли? Водоросли в тумане. Я вчера была на аукционе и, знаете, купила чайник с очень похожей картинкой.

Маделина проявила повышенный интерес к аукциону, но для миссис Бейкер очень скоро эта тема была исчерпана, и в разговоре вот-вот должна была наступить пауза, когда Маделина решила упомянуть Каррингтона. Лицо миссис Бейкер сразу просветлело, если можно подобным образом сказать о лице, на котором и так не осталось ни одной тени.

— Милый мистер Каррингтон! Разве он не душка?

По-моему, он очень приятный человек. Не знаю, что бы я без него делала. С тех пор как бедный мистер Бейкер покинул меня, мы все время вместе. Вы знаете, мой бедный муж распорядился сжечь все свои бумаги, и, если бы вы не были таким близким другом мистера Каррингтона, я бы никогда в жизни вам этого не сказала: кое-кто должен быть счастлив от такого решения. Вы и представить себе не можете, сколько бумаг мы с мистером Каррингтоном сожгли, но мы их все прочитали.

Маделина сказала, что это, должно быть, очень скучная работа.

— Нет, что вы! Я ведь была в курсе дел мужа и рассказала мистеру Каррингтону историю каждого документа. Это было довольно забавно, уверяю вас!

Тогда миссис Ли заявила без обиняков, что из разговора с мистером Каррингтоном поняла, какой миссис Бейкер опытный дипломат.

— Дипломат! — воскликнула вдова, искренне рассмеявшись. — Ну что, возможно, и это тоже, как и многое другое. Во всяком случае, в этом городе не так уж много дипломатических жен, которые работали бы столько же, сколько приходилось мне. Я ведь знакома со всеми членами конгресса, а добрую половину из них знаю достаточно близко. Я знаю, откуда они здесь взялись и что больше всего любят. При желании мне ничего не стоит обвести большинство из них вокруг пальца.

Миссис Ли поинтересовалась, что она делает со всеми этими сведениями. Миссис Бейкер тряхнула своей белорозовой головкой и снисходительно подмигнула Маделине, чем привела свою собеседницу в состояние почти полного оцепенения.

— О, дорогая! Вы же здесь совсем недавно. Если бы вы были в Вашингтоне во время войны и сразу после нее, вы бы не задавали подобных вопросов. Мы имели дело с конгрессменами больше, чем все остальные коллеги мужа, вместе взятые. Если кому-то нужно было провести законопроект или получить новую должность, обращались к нам. Мы вели бездну дел. Понимаете, трудно управлять тремя сотнями людей и чтобы все шло гладко. Муж взял за правило составлять списки и заносить сведения о каждом в специальные тетради, а я все держала в голове.