Дело Рихарда Зорге - [127]

Круги от этого локального дела пошли в разные стороны, и все возможные последствия нового потенциального дела о шпионаже на Дальнем Востоке стали предметом обсуждения и трений в самых высоких эшелонах власти.

На другой день после выразительного замечания фюрера сам глава германской военной разведки адмирал Канарис, высказал свои личные взгляды по делу Лисснера в записке, направленной в Министерство иностранных дел.

«После тщательного расследования его личных отноше-ний, связей и разведывательной работы министр обороны не считает, что обвинения японской военной полиции против Лисснера в том, что он работает на Советскую Россию, имеют смысл. Он не является носителем военных секретов. Любые связи Лисснера с советскими кругами следует рассматривать как желательные, исходя из интересов его разведывательной работы.

Лисснер отказался впредь ставить японцев в известность о своей работе в обмен на снабжение его разведывательным материалом ввиду странного отношения к нему японских властей. Этот агент — единственный источник для службы внешней разведки, снабжающий ее обширными отчетами о районе азиатской части России и приграничном районе Россия — Маньчжурия. Полученные отчеты, особенно один из них, поступивший совсем недавно, необычайно компетентны и исчерпывающи и являются нашей единственной информацией разведывательного характера о запасах, новых формированиях и т. д. и особенно о советских военно-воздушных силах в Сибири. Предложение Японии об обмене информацией через военных атташе не может быть в свете предыдущего опыта признано равноценным.

Министр обороны дал указание военному атташе адмиралу Веннекеру решительно вмешаться и решить вопрос с японскими военными властями в пользу Лисснера по вышеперечисленным вопросам, подчеркнув, что, по его мнению, для Японии было бы вполне приемлемо, если представителем разведывательной службы против Советской России будет немец, а не японец.

В создавшихся обстоятельствах японцам можно лишь предложить полный доступ к разведывательному материалу, добываемому Лисснером по России, при условии, что он сможет беспрепятственно продолжать свою деятельность. Поскольку Лисснер не отправлял своих отчетов через Токио, японцы не могут оценить их значимость.

Я был бы вам особенно благодарен, если бы посол (Стамер) также отметил особую военную важность продолжения деятельности этого источника информации для МИДа, а также поддержал вмешательство военных атташе в этот вопрос».

Расследование Мейзингера по этому делу обострило и без того хрупкие отношения между германским посланником в Чунцине доктором Вагнером и немецким посольством в Токио. Главным моментом во всех этих маневрах был ошеломляющий эффект, который произвело в Токио неожиданное вмешательство Лисснера в дело Зорге в прошлом году.

Негодующее опровержение Вагнером клеветы против Лисснера напомнило поведение Отта по отношению к Зорге. 3 июня Вагнер, находившийся с визитом в Токио, чтобы встретиться с коллегой Стамером по делу Лисснера, телеграфировал в МИД: «Обвинения против Лисснера в огромной степени совпадают с бессмысленными слухами, циркулирующими в Харбине». Совершенно не соответствует истине, что Лисснер получал какие-либо деньги от дипломатической миссии. Не было конкретных данных и о том, что он работал на русских, а что касается его тесных связей с дипломатической миссией, к нему относились как к «заслуженному журналисту» — он производил нормальное впечатление, а кроме того, существовали точные инструкции из Берлина, что не следует препятствовать его деятельности.

Однако посол Стамер как высший дипломатический представитель на Дальнем Востоке уже вызвал Лисснера в Токио и предупредил Вагнера, что по прибытии Лисснера арестуют.

3 июня Стамер телеграфировал в Берлин:

«Якобы «бессмысленные слухи», по моему мнению, на самом деле не что иное, как неофициальное предупреждение японской военной полиции германскому консульству в Харбине. Согласно материалу, имеющемуся у нас на руках, полиция осведомлена обо всех контактах Лисснера с русскими».

Похоже, что консул германской дипломатической миссии в Чунцине посоветовал Лисснеру не подчиняться вызову в Токио. И потому японская военная полиция, по словам Стамера, вынуждена была произвести «сенсационный арест» Лисснера. «Ход этого дела осложнялся тем, что начался суд над Зорге и вновь обострил ситуацию в целом».

Вагнер самоотверженно защищал свою дипломатическую миссию и косвенно позицию Лисснера даже на фоне мягких контратак на его неугомонных коллег в Токио. В телеграмме от 9 июня Вагнер утверждал, что нельзя говорить о «новом деле Зорге». Вовсе не казалось столь уж явным, что Лисснер шпионил в пользу Советского Союза. Он был признан «офицером связи», и как такового Вагнер обязан был поддерживать его в работе. Отношения Лисснера с германскими чиновниками «существенно отличались от отношений Зорге с сотрудниками посольства в Токио, где, насколько я знаю, Зорге занимал какой-то пост (редактировал бюллетень новостей) и регулярно посещал посольство».

5 июня 1943 года Лисснер был арестован Кемпетай и доставлен в Токио, и у Стамера появилась возможность предложить Берлину поставить в будущем дипломатическую миссию в Чунцине под контроль посольства в Токио. «Японцы проводят некорректное сравнение с делом Зорге, поскольку считают, что Лисснер тоже шпионил в пользу Советского Союза и, как Зорге в Токио, поддерживал в Чунцине особо тесные связи с официальными германскими представителями».