Дело кролика - [27]

Впрочем, у него все еще оставалось «Ars amandi», а оно заранее было обречено на бессмертие. И ужин, поданный ему в этот вечер был изысканней, чем Собрий мог ожидать от своего повара. Тестис в раздумиях наблюдал, как разбавляют водою излишне густое и терпкое вино в его чаше, и когда оно, наконец, приобрело загадочный аметистовый оттенок, он пришел к выводу, что в действительности будущее — это не открытая ни для кого тайна, и не так все безнадежно и предопределено, как он успел себя убедить. Собрий кликнул вялого к вечеру Гумуса, велел ему вынести столик для письма в розарий подле дома и туда же подать стилос и восковую дощечку с прославленным заглавием.

Он долго ждал, обрывая с кисти виноград, пока небо у края земли не стало убийственно пурпурным, а чуть повыше не начало мертвенно зеленеть. Марк Собрий Тестис почему-то никак не мог приняться за первую строку, введущую его в Историю, и с тоскою надеялся, что вот-вот в освещенном дверном проеме за развевающимися прозрачными занавесями неловко появится носатый поэт, который будет босо переминаться с ноги на ногу, не вполне уверенный, что в богатом доме его продолжают ждать. Но когда поэт придет, когда спустится в сад (Собрий уже ощущал, как радостно он дрогнет и обернется на несмелое приветствие), когда подсядет за стол, то разговор у них польется сам-собой, проливая на искусство стихосложения новый, неожиданный свет и вызывая к жизни долгожданную первую строчку, да и все последующие.

— Гумус! — тоскливо крикнул Собрий, когда солнце принялось окончательно гаснуть.

Раб появился на ступенях безо всякого выражения на лице:

— Слушаю, господин.

— Гумус, Назон еще не приходил? — жалко волнуясь, задал вопрос хозяин.

— Кто? — равнодушно переспросил раб, — носатый? Так их тут много ходит.

— Нет, Назон, — медленно выговорил Тестис и обреченно добавил, — Публий Овидий.

Потаскушка

Муля въехала в любкину квартиру очень скромно и почти без вещей. На ней были только ошейник с поводком.

— Люб, не посмотришь за собакой недельку, а? Хоть убей, оставить не с кем: у мамы на нее аллергия, а у свекрови — срывы на нервной почве…

Муля уже весело оглядывала новую жилплощадь. Глаза у нее бегали шустро, как жучки с блестящими черными спинками.

— Да я это… собак никогда не держала… Как за ней смотреть-то надо?

Мулина хозяйка быстро шагнула через порог и с готовностью зачастила:

— Ой, Люб, да за ней и смотреть нечего; с утра пойдешь почту разносить — и ее погулять захватишь, а потом наваришь ей овсянки — и она сыта на целый день; а я через неделю, как штык, обратно буду, веришь? Чего тебе хорошего из Польши привезти?

— Пока всю Польшу не вывезут, не успокоятся! — сказал генерал, который вышел на лестницу выносить ведро.

— Если бы я в Польшу съездила на танке, как Альберт Петрович, — громко сказала мулина хозяйка, оборачиваясь к лестнице, — мне бы с одного раза на всю жизнь хватило!

Генерал с достоинством пронес пустое ведро обратно.

— Ну что, Люба, берешь?

— Давай… И деньги на кормежку!

Муля сошла с хозяйкиных рук и побежала по комнатам с инспекцией. Любка получила собачье приданое и послала старшего сына в гастроном за «Белым аистом».

Муля разочарованно вышла с балкона. Кроме этого загончика, куда был выставлен ребенок в коляске, помещения с унитазом и отсека с плитой, занимаемого тараканами, она нашла только одну жилую конуру. Вторую закрыли на ключ соседи, отъехавшие на дачу. Муля пару раз взмахнула хвостом, отгоняя тоску, и прилегла на коврик. Спустя полчаса она заинтересованно вскинула голову и навострила уши: в дверь позвонили.

— Привет, — сказал Артем, студент-медик с третьего этажа, — Люба, ко мне тут ребята пришли к пересдаче готовиться; у тебя пары стульев не найдется? И стаканов штуки три?

— Сейчас посмотрю.

Любка ушла, а Муля вышла представиться, выставляя белоснежную манишку, словно декольте.

— Ух ты! Вот это зверь! Это откуда же у нас такое чудо природы?

Муля, умильно растягивая губы, подставляла шею для поглаживания и косилась на приоткрытую дверь.

Люба вытащила в коридор пару табуреток.

— Такие пойдут?

— Конечно, спасибо! Оставь, оставь, я сам их вынесу!

Артем пошел к табуреткам. Новая хозяйка отправилась за стаканами. Муля, уже наполовину прошедшая в дверь, оглянулась и быстро зацокала коготками по лестничной клетке.

Любка вернулась с тремя емкостями.

— А животина где?

Дыша с хрипотцой, толстая Муля тяжело переваливалась со ступеньки на ступеньку, но упорно стремилась вниз.

— Да здесь он был, твой баскервилей…

Услыхав за спиной погоню, Муля ускорила спуск, но силы не рассчитала. Она сорвалась, проехала пару ступенек на брюхе и на лестничной площадке первого этажа оказалась прижатой к полу. Любка взяла ее на руки и обе тяжело задышали, с открытым ртом.

— Чего это она?

— Может, по хозяйке соскучилась?

— Хозяйка на восьмом живет.

— Значит, течка у нее, — профессионально констатировал Артем, — они в этот период очень беспокойные.

Муля поводила ушами и отчаянно тянула нос к входной двери.

— Теперь без пояса целомудрия на прогулку не выходите!

Любка поняла эти медицинские термины только в общих чертах. В лифте Артем объяснял: