Дело кролика - [26]
Поэт проглотил последнюю виноградину и смотрел не мигая: он ждал продолжения. Собрий вздохнул с разочарованием:
— Приходи сегодня вечером на Авентин, в дом Собрия Тестиса…
Вырвалась отрыжка, Собрий замял ее и сипло продолжил:
— Мы поговорим об искусстве любви… то есть, об искусстве поэзии! Кстати, как твое имя?
— Назон[26], — словно в насмешку над собой, ответил носатый.
К тому времени, когда Собрий вынес из терм свое распаренное, умащенное тело и двинулся на форум, солнце уже катилось вниз в том же направлении. Собрий остановился, нахмурившись, но вспомнил, что с точки зрения вечности даже тысяча лет — всего лишь один миг. Правда, сабинянки еще не похищены, но Собрий продолжал считать, что это не горит. Неприятно вклинилась мысль о Карфагене, но разрешилась еще проще: разрушить — не построить; работа — не волк, в лес не убежит; солдат спит, а служба идет…
На форуме Собрий зашел в базилику, чтобы не печься на солнце, и начал участвовать в разговорах. Он поговорил и там, и здесь, однако, все беседы так или иначе сводились к Карфагену, так же, как и все дороги неминуемо вели в Рим. Карфаген, конечно, должен быть разрушен, но как на это выбить средства у сената?
— Стенобитной машиной! — воскликнул Собрий и сам в общем смехе скромненько похихикал.
Но все-таки, как?
— Пусть жрецы об этом спросят у статуи Юпитера. Если она промолчит, то это — знак согласия!
Вокруг смеялись и пересказывали шутки вновь подошедшим. Собрий поднатужился и дал еще совет:
— Или на каждом заседании Сената нужно вставать и говорить одну и ту же фразу: Карфаген должен быть разрушен!
Из теснящейся толпы выбрался жилистый смуглый угрюмого вида человек и отправился прочь быстрыми шагами.
— Вот Катон Старший уже бежит в Сенат! — поспешил состроумничать кто-то и перетянул народное внимание на себя.
Марк Собрий Тестис шел по улицам вечного города в прекрасные закатные часы. Впрочем, для Истории продолжала гореть рассветная заря. Карфаген еще не был разрушен, оставалось ненаписанным бессмертное «Ars amandi», и сабинянки продолжали резвиться на свободе.
А Собрий приближался к тому месту, где рабы закладывали фундамент большого цирка. На жаре они работали вяло и, возможно, даже мрачно прикидывали, кого же из них впоследствии тут растерзают некормленые львы, но История неумолимо двигалась вперед. Неподалеку от будущего архитектурного шедевра остановила свою колесницу весталка Фульгория; она подъехала поглядеть на продвижение работ.
— Привет тебе, Фульгория! — воскликнул подошедший Собрий и решил сегодня быть остроумным до конца. — Ты, верно, думаешь о том, какой огромный огонь Весты можно было бы развести на этой арене?
— Я думаю о том, — холодно ответила Фульгория, — что великая Веста отвернется от жителей Рима, если они не отведут ее жрицам лучшие места на трибунах.
Один из застоявшихся коней принялся было рыть копытом землю, но вовремя понял, что уподобляется рабам и прекратил начатое. Фульгория вскинула голову, разобрала поводья и свысока бросила;
— Vale, Собрий!
— Когда я смотрю на тебя, Фульгория, — сладко проговорил Собрий, — я думаю: почему ты служишь Весте, а не Венере! Скольким согражданам ты приносила бы радость!
«А соблазнил бы ее, мог бы и в Историю войти… У нее рождается ребенок, подкидываем его волчице, или медведице, разнообразия ради… Мальчик растет, мужает, основывает новый город, называет его в папину честь…» И все дороги тут же покорно начали идти уже не в Рим, а в Тестум, и волчонок Ромул с жалким своим отрядишком, скрежеща зубами, топтался под новой, величественной и неприступной, как весталка Фульгория, крепостной стеной…
— …И ради этих носителей разврата, — возник вдалеке от его мечтаний негодующий голос Фульгории, — ради этих предвестников порнокультуры я, не покладая рук, жгу священный огонь Весты?!!
Мимо Собрия, ошалело колотя копытами, проносились лошади, победно хохотал волчонок Ромул, его дружки подвывали и улюлюкали. Одна за другой мелькали попки перекинутых через седло сабинянок и их молотящие по конским ребрам ноги.
— Несчастные девушки! — воскликнула им вслед Фульгория. — А что если они хотели стать весталками?!
Собрий ощущал непонятное, но совершенно очевидное раздражение.
— Ничего, — буркнул он, — стерпится — слюбится!
Ему как-то разом все стало не мило и он неприязненно оглядел подурневшую от гнева Фульгорию: ишь, ощерилась. Капитолийская волчица! Он повернулся спиною и к ней, и к мечте о вечном городе под названием Тестум.
К своему летнему дому на холме Марк Собрий Тестис приближался, под грустными закатными лучами. Он не сказал бы, что день прожит зря: довелось быть свидетелем исторического похищения сабинянок, удалось невзначай бросить фразу, которая в конечном итоге разрушит Карфаген… А Карфаген будет разрушен во что бы то ни стало; тот, решительный смуглый, над кем пошутили между делом, не оставит от города камня на камне. Он это сделает столь же дерзко и упрямо, как и на Форуме, вырвавшись из толпы. Да, так и произойдет… Собрий, не будучи прорицателем, видел грядущее с полной ясностью и полным отчаяньем. Карфаген незаметно уплыл из рук, а сабинянки умчались, переброшенные через конские спины. И величайший в мире город, так безумно и так уверенно зародившийся в его мечтах, никогда не будет построен; Фульгория проведет свои дни, засыхая у священного огня Весты; а Марк Собрий Тестис будет перебирать седые волоски в бороде и проклинать свою молодость за то, что она не сбылась.
Инна не сомневалась: жизнь щедро дарит ей все, о чем она только мечтала. Провинциалка, она удачно устроилась в столице, случайный знакомый вскоре стал любимым и единственным.Друзья, развлечения, путешествия… Будущее безоблачно?Нет – Инна беременна, и это перечеркивает все ее надежды. Работа будет потеряна. Любимый оставит ее наедине с ее проблемами. Жизнь повернется к ней совсем другой стороной: ледяной, жесткой, бездушной.Казалось бы: стоит избавиться от ребенка – и ты вернешь себе потерянный рай. Но Инна принимает другое решение.Однако только в сказках добро торжествует.
Пятница, Кольцевая. Мелькают поезда, мелькают лица. Остановиться нельзя — толпа подхватит и понесет тебя дальше — не успеешь даже оглянуться.Как это похоже на нашу жизнь — калейдоскоп лиц, событий, судеб.Как трудно в рутине обыденной жизни найти свою любовь — человека, с которым будешь счастлив.Как часто мы ищем не там и находим не тех…А ведь каждая ошибка может оказаться роковой!Героини Евгении Кайдаловой — современные женщины, такие, как мы с вами.Они понимают — чтобы не ошибиться в выборе, надо прежде всего остановиться.Отрешиться от суеты.
Такое странное слово — любовь… Ну не странно ли, что можно сказать: «Я люблю шоколад… Я люблю свитера и кроссовки… Я люблю писать гелиевой ручкой… Я люблю Тимура». Студентка-отличница Варя, вечно растрепанная смешная Варежка, размышляла… Тимур, тот терпеть не мог ее пристрастие к свитерам и кроссовкам на все случаи жизни И съеденные на улице шоколадные батончики… Первая любовь, боль и счастье, падения и взлеты — может ли она определить всю дальнейшую жизнь современной женщины?
Эта странная война почти не имела геополитических последствий. Героическая оборона Севастополя не принесла России победы, а захваченный англичанами и французами Крым не остался в их руках. Русский флот, одержавший одну из самых ярких побед в истории морских сражений, был бесславно затоплен выстрелами из своих же пушек, а противник потерял гораздо больше солдат из-за преступной халатности командования, чем непосредственно в ходе боевых действий.Вместе с тем именно во время Крымской войны была организована служба сестер милосердия, стал широко применяться наркоз при операциях у раненых и родилась военная журналистика.
Майя давно не ждет от жизни радости, а уж тем более любви и романтики. Скучная, нелюбимая работа, постоянная тревога за сына – все это не дает ей расслабиться, почувствовать себя молодой. Эти проблемы знакомы миллионам женщин. Но Майе повезло. Неожиданно судьба дала ей шанс взглянуть на мир иначе, вернуть молодость и – главное – встретить человека, который помог ей поверить, что она может любить и быть любимой.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.
«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.