«Я Вас любил, любовь еще, быть может…»
…Не то, не то, заупокойная какая-то…
«Любимая, меня вы не любили…»
…Еще лучше: открытым текстом — прямо в лоб…
«Сочинил же какой-то бездельник, что бывает любовь на земле!»
…Да что они, сговорились, что ли, эти поэты?! Жизнь прекрасна, за окном — апрель, мне хочется знать, что я любима, и слышать об этом какие-нибудь красивые слова, а кругом — одни причитания! Что они, за столько веков ничего радостного написать не могли?..
«Ибо крепка, как смерть, любовь…»
…Вот оно! Наконец-то правильные ноты…
«Большим рекам не залить любви и большим водам не потушить ее…»
…Как просто сказано, и точно про меня!..
«Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, он был бы отвергнут с презрением…»
…И надо же было закончить такой чудесный отрывок такой дурацкой азбучной истиной! Ну нет на свете гармонии!..
Да и само это слово «любовь» какое-то странное — тщетная попытка языка объять необъятное. Как странно, что можно сказать:
Я люблю шоколад.
Я люблю свитера и кроссовки.
Я люблю писать гелиевой ручкой.
Я люблю Тимура.
Этот ряд получился настолько несуразным, что Варя по-мышиному пискнула от смеха.
Лектор прервал свою речь на полуслове, и однокурсники повернулись в Барину сторону, чтобы узнать, что же такого смешного в теории предикации.
Варя пригнулась к листам конспекта, сожалея, что не может по-страусиному спрятать голову в песок. Пару секунд ей пришлось провести в тишине с горящими щеками, но замечания не последовало. Лектор лишь вздохнул и обиженно забубнил, уткнувшись в свои бумаги. Варя, не поднимая глаз от стыда, принялась суетливо записывать, сама не понимая, что и зачем. Ряд смешных «люблю» в ее голове вдруг повалился, как костяшки домино, и поднялся уже совсем другим:
Я люблю жить в городской квартире вместо общежития.
Я люблю домашний уют и уход.
Я люблю вставать по утрам, не думая, где и на что я буду завтракать.
Я люблю Варю.
Новый ряд выстроился быстрее и слаженнее, чем предыдущий, но последняя костяшка оказалась явно не к месту. Варя перестала писать и начала поковыривать кожу вокруг ногтей. Тимур терпеть не мог эту ее привычку, равно как и любовь к свитерам и кроссовкам на все случаи жизни. А после съеденного на улице шоколадного батончика он всегда брезгливо протягивал ей носовой платок.
— Варечка, ты на английский идешь? — Варина одногруппница Наиля Абдуллаева уже укладывала ручку и тетрадь в изящную кожаную сумку.
Варя поняла, что лекция закончилась, быстро вскочила, чтобы не задерживать соседей на пути к дверям, и впопыхах побросала свои вещи в рюкзак.
Путь до лифта она отмерила широким пружинящим шагом — ей было удобно нести свой несколько избыточный вес в мягких кроссовках. Наиля неустойчиво семенила рядом на тонких каблучках и без конца заискивающе выспрашивала, как же все-таки переводятся «взаиморасчеты», «выполнение обязательств» и этот, как его, шайтана, «процент по кредиту»? Варя отвечала спокойно и четко, сама удивляясь тому, как уверенно работает ее язык, пока мысли крутятся по столь далекой от перевода орбите.
— «Процент по кредиту» — это «interest».
— Варя, ты что? — удивленно застыла на месте Найдя. — «Interest» — это «интерес».
— В одном смысле «интерес», в другом — «процент».
— А как такое может быть? — Найдя широко открыла многократно воспетые поэтами миндалевидные восточные глаза. В широко открытом виде они становились еще прекраснее.
Варя начала раздражаться. Конечно, не оттого, что Наиля была хороша, как южная ночь, и стройна, как чинара (или что там растет у них на Кавказе?). Не оттого, что она такая изящная и хрупкая и так непрочно и прекрасно замирает на своих каблучках в ожидании Вариного ответа. И разумеется, не оттого, что сама она не успела сегодня утром как следует причесаться и привычный «конский хвост» на голове выглядел хуже, чем у последней клячи…
"" — Почему ты думаешь, что все английские слова должны переводиться на русский буквально?!
— Ну, Варечка, милая, не сердись, я вообще ничего не думаю!
Наиля погладила Варю по руке и засмеялась, как малыш в песочнице.
Варя даже не улыбнулась, потому что Наиля говорила чистую правду. Сама Варя для поступления в МГУ занималась с репетиторами, сдавала экзамены и набирала проходной балл; а у Наили был папа — не последний человек в своей солнечной республике. Он очень хотел, чтобы дочь поучилась на филологическом факультете (общеизвестном как «факультет невест»), прежде чем выйдет замуж. Конечно, Наиля не первая и не последняя блатная студентка, но.., почему она даже английскую транскрипцию пишет своими национальными буквами?!
В лифт набилась уйма народу, и Варю с Наилей прижали к задней стенке. По мнению Наили, ничего страшного в этом не было — кабинет английского ждал их на предпоследнем, десятом этаже; филологи еще успеют остаться в одиночестве. Варя же нервно следила за утопленными на панели кнопками, вылетающими на каждом этаже, как пробки от шампанского. Как только лифт остановился на седьмом, она стала решительно пробиваться к выходу.
— Ты куда?! Нам еще рано! — забеспокоилась Наиля из заднего ряда.
— В буфет, — пропыхтела Варя.
