Декаденты. Люди в пейзаже эпохи - [117]

На прозу Эверса заметно повлияли чтение Эдгара По, которому он в 1905 году посвятил эссе, и путешествия – сначала по Европе (он особенно полюбил Капри), затем по Карибскому морю и Латинской Америке (1906), Индии, Китаю и южным морям (1910). Результатом стали увлекательные путевые заметки «Своими глазами» («Mit meinem Augen», 1909) и «Индия и я» («Indien und ich», 1911; русский перевод – 1924). Из героев нашей книги так много и так далеко путешествовал только Бальмонт. Из дальних странствий Ханс Хейнц привез множество впечатлений и сувениров, знакомство с экзотическими культами, гашишем и мескалином, но главное – ощущение себя «человеком мира». «Безусловно, его домом была Европа, – писал он в «Вампире» о Франке Брауне. – Он чувствовал себя как дома в Вене и Берлине, в Мюнхене и на Рейне. Ничуть не меньше его домом были Бретань, Прованс и Париж. И Италия – ну, конечно! Тоже и в Андалузии, Мадриде, Стокгольме, в Будапеште и Цюрихе и Антверпене. <…> Был ли он немцем? Только из-за того, что ему случилось родиться на Рейне? Разве он не знает множество других языков и не говорит на них чаще, чем на немецком?»

«Настоящий» Эверс начался сборниками «Ужасы» («Das Grauen», 1907; русский перевод – 1911) и «Одержимые» («Die Besessenen», 1908; русский перевод – 1908), выдержавшими к 1920 году соответственно 54 и 34 издания (одно издание обычно составляло тысячу экземпляров). Обе книги неоднократно выходили по-русски и легко находимы, что позволяет не задерживаться на них надолго, ибо главное впереди.

«С помощью этих историй Эверс погружается в мир бессознательного и подсознательного, необъясненного и необъяснимого»[356]. Его новеллы напоминают «таинственные рассказы» По и «жестокие рассказы» Вилье де Лиль Адана (оба названия со строчной буквы как жанровые обозначения). Я бы назвал их также «неприятными» или «мучительными»{165}, подобно многим рассказам Сологуба и некоторым – Брюсова. Драматического эффекта Эверс достигал за счет подчеркнуто будничного, если не протокольного тона, – как будто речь шла о вещах обыденных и реально случившихся, – хотя оставлял возможность символического или аллегорического прочтения. Подумаешь, некто превратил сердца французских королей в прах и смешал с нюхательным табаком («Сердца королей»). Подумаешь, некто похитил и мумифицировал девушку, а потом выдал ее за подлинную древнеегипетскую мумию («Бессмертная красавица»). Подумаешь, три человека по неизвестной причине повесились в одном и том же номере парижской гостиницы. Четвертый разгадал секрет: девушка за прялкой в окне напротив – на самом деле паучиха, парализующая волю самцов-мужчин и убивающая их, – и сам повесился, когда девушка показала ему, как это сделать, но оставил записи о происходившем. Дом напротив, как позже выяснилось, пустовал много месяцев, а в губах самоубийцы был зажат большой раздавленный паук… но, говоря словами поэта, «между явью и сном как границу я здесь проведу?» («Паук»). Подумаешь, некто был то мужчиной, то женщиной, причем не психологически, а физически, телесно, и сам себя убил от ненависти к другому облику («Смерть барона фон Фриделя»). Всё обыденно. «Несколько лет тому назад сидели мы как-то в клубе и беседовали о том, каким образом, при каких обстоятельствах каждый из нас встретит свою смерть» («Конец Джона Гамильтона Ллевелина»). Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова…

«Молодой человек, который смотрел на мир несколько иными глазами, чем окружающие» из «Утопленника» – точная автохарактеристика. «Две области – сияния и тьмы – / Исследовать равно стремимся мы», – сказал Баратынский. Эверс, как все декаденты, явно предпочитал область тьмы. Но это не значит, что он был на ее стороне. Как сказал другой поэт, «имей глаза – сквозь день увидишь ночь». Это про Эверса.

2

Первый роман Эверса «Ученик чародея{166}, или Охотники за дьяволом» («Der Zauberlehrling oder die Teufelsjäger», 1910; русский перевод – 2016) оказался литературно и коммерчески успешным. Читатели впервые познакомились с Франком Брауном – космополитом, globtrotter’ом (как это перевести одним словом?), испытателем тайн жизни и природы, авантюристом и философом, родившимся «в первую неделю ноября». На вопрос: «Кто вы?» – этот предшественник Индианы Джонса ответил: «Простой смертный. Я умею читать и писать». Собеседник понял, потому что уже слышал его объяснение: «Самое важное – уметь читать. Это значит – видеть, познавать. И потом нужно уметь писать, то есть творить».

Встретив в горной итальянской деревушке секту фанатиков, называвших себя «охотниками за дьяволом» и исповедовавших публичное покаяние, Браун поставил опыт по манипулированию людьми. Сперва убедил их недалекого предводителя, что тот – пророк Илия и что спасения можно достичь лишь бичеванием… и адепты принялись радостно истязать себя и друг друга. Затем под гипнозом внушил дочери трактирщика Терезе, с которой завел интрижку, что она – святая и призвана спасать остальных. Девушка и односельчане охотно поверили – Эверс писал прежде всего о колоссальном потенциале слепой веры, сокрытом в простых, нерассуждающих людях. Эту веру легко вытащить наружу и использовать в своих целях. Браун – не Робур-завоеватель из романов Жюля Верна и не его позднейшее русское отражение, инженер Гарин. Господство над миром ему не нужно, он просто экспериментировал, но результаты привели его в ужас. Сначала Тереза, признанная святой, велела распять и убить глухонемого сироту как искупительную жертву, затем распять саму себя, а Брауна – пронзить ее копьем, которое пришлось заменить банальными вилами. «Ученик чародея» не справился с разбуженными им демонами в обличье сельчан, которые под угрозой физической расправы заставили его вонзить вилы в тело беременной от него Терезы. Только после этого его отпустили и позволили сбежать…