Декабристы - [135]

Сначала в этой лирике заметна лишь общая морально-общественная тенденция. Поэт начинает ставить себе строгие требования, как писателю, и как-то боится отдаться тем чувствам, которые «певцу» обыкновенно столь свойственны, т. е. любви и всякого рода нежным волнениям. Мы могли заметить такие опасения еще в тех стихах, которые Рылеев писал в Малороссии. К 1821 году эти тревоги поэта, кажется, разрешились в твердое убеждение, что его муза не должна служить ничему иному, как только «общественному благу»:

Моя душа до гроба сохранит

Высоких дум кипящую отвагу;

Мой друг, недаром в юноше горит

   Любовь к общественному благу!

В чью грудь порой теснится целый свет,

Кого с земли восторг души уносит,

На зло врагам тот завсегда поэт,

   Тот славы требует, не просит!

(«А. А. Бестужеву», 1821)

Я славою не избалован;

Но, к благу общему дыша,

К нему от детства я прикован,

К нему летит моя душа,

Его пою на звучной лире…

(«К Ф. Н. Глинке», 1822)

Но с той минуты это благо становится очень ревниво: оно не терпит в своем соседстве других чувств, иногда самых законных. Любовь к жене, даже в минуту, когда эта любовь может спасти поэта от пагубного увлечения, – и та должна быть подавлена. Рылеев пишет своей подруге жизни:

Я не хочу любви твоей,

Я не могу ее присвоить,

Я отвечать не в силах ей,

Моя душа твоей не стоит.

Полна душа твоя всегда

Одних прекрасных ощущений;

Ты бурных чувств моих чужда,

Чужда моих суровых мнений.

Прощаешь ты врагам своим,

Я не знаком с сим чувством нежным

И оскорбителям моим

Плачу отмщеньем неизбежным.

Лишь временно кажусь я слаб;

Движением души владею,

Не христианин и не раб,

Прощать обид я не умею.

Мне не любовь теперь нужна,

Занятья нужны мне иные,

Отрада мне одна война,

Одни тревоги боевые.

Любовь никак нейдет на ум.

Увы! Моя отчизна страждет;

Душа в волненьи тяжких дум

Теперь одной свободы жаждет.[511]

Выдержав победоносную борьбу с самыми сильными чувствами, гражданский пафос Рылеева впервые получает некоторую художественную законченность в двух одах: «Гражданское мужество» 1823 г. и в «Оде на день тезоименитства Е. И. В. В. К. Александра Николаевича» 1823 г. Следуя старым литературным традициям, Рылеев выдерживает в этих стихах повышенный тон старинной оды, оставляет на своих местах все условные метафоры, но в старое одеяние рядит новую гражданскую мысль, смелую и даже пророческую.

Ода «Гражданское мужество» – хвалебная песнь в честь Мордвинова, столь прославленного тогда государственного мужа, «великана, который давил сильной пятой коварную несправедливость», «наследника Аристида и Катона», «рыцаря гражданской доблести». «На нем почиет надежда всех, кому дорого благо родины», и мы знаем, что именно на него обращались взоры декабристов, когда они задумались, кому же в случае удачи доверить бразды обновленного правительства. Для Рылеева Мордвинов был самым верным и твердым оплотом среди разбушевавшихся гражданских стихий:

Лишь Рим, вселенной властелин,

Сей край свободы и законов,

Возмог произвести один

И Брутов двух, и двух Катонов.

Но нам ли унывать душой,

Пока еще в стране родной

Один из дивных исполинов

Екатерины славных дней,

Средь сонма избранных мужей,

В совете бодрствует Мордвинов?

О, так, сограждане, не вам

В наш век роптать на Провиденье;

Благодаренье небесам

За их святое снисхожденье!

От них, для блага русских стран,

Муж добродетельный нам дан;

Уже полвека он Россию

Гражданским мужеством дивит;

Вотще коварство вкруг шипит:

Он наступил ему на выю…

Так в грозной красоте стоит

Седой Эльбрус в тумане мглистом;

Вкруг буря, град и гром гремит,

И ветр в ущельях воет с свистом;

Внизу несутся облака,

Шумят ручьи, ревет река;

Но тщетны дерзкие порывы:

Эльбрус, кавказских гор краса,

Невозмутим, под небеса

Возносит верх свой горделивый.

(«Гражданское мужество», 1823)

Надежды, возлагаемые Рылеевым на Мордвинова, оправдались, как известно, далеко не в той степени, как ему и его товарищам этого хотелось, зато ода «Видение», которую Рылеев написал как поздравление великому князю Александру Николаевичу со днем ангела, оказалась, действительно, пророческой.

Она также написана в старом стиле, но из всех од, которые тогда в бесчисленном количестве писались, она – единственная, в которой обычные пожелания разных благ и добродетелей будущему царю разрослись в целую общественную программу. Устами Екатерины Великой поэт говорил великому князю:

Я зрю, твой дух пылает бранью,

Ты любишь громкие дела.

Но для полуночной державы

Довольно лавров и побед;

Довольно громозвучной славы

Протекших, незабвенных лет.

Военных подвигов година

Грозою шумной протекла;

Твой век иная ждет судьбина,

Иные ждут тебя дела.

Затмится свод небес лазурных

Непроницаемою мглой;

Настанет век борений бурных

Неправды с правдою святой.

Дух необузданной свободы

Уже восстал против властей;

Смотри – в волнении народы,

Смотри – в движенье сонм царей.

Быть может, отрок мой, корона,

Тебе назначена Творцом;

Люби народ, чти власть закона,

Учись заране быть царем.

Твой долг благотворить народу,

Его любви в делах искать;

Не блеск пустой и не породу,

А дарованья возвышать.

Дай просвещенные уставы

В обширных северных странах,

Науками очисти нравы

И веру укрепи в сердцах.