Дед Матвей - [6]
Пережили. Все пережили.
— А скажи ты мне, что оно за "шехпалка" такая? Откуда оно пошло?
— Это, дед, нам на село помощь, чтобы из темноты быстрее выбрались… Рабочие в городе сознательнее нас, вот и взялись за шефство, чтобы нам помочь…
— Вон оно что! Значит, я тоже за "шехпалку" был. Над лазуретом… Взялось наше село лазурет содержать… Вот меня и назначили… Собирал я яйца и возил в Кременчуг, в лазурет… Там солдаты из Красной Армии поранятые лежали… А почему меня назначили? Потому, что у меня, брат, не попасешься. У меня, брат, черта с два к карману прилипнет… Все, брат, до крошечки, в лазурет! Было так, что не досчитались в комитете пятнадцати крашанок… Когда смотрю, а они под шкафом… Я туда, а они с дырочками… Хлопцы говорят:
— То мыши, дед!
А я говорю:
— Чтобы мне этих мышей больше не было! А то головы раз… И поотрываю. Для ранятых собрано, ранятым и должно быть.
У меня не попасешься!..
Нагрузил воз и в Кременчуг, в лазурет… Привезу.
— Здоровы были!
— Здравствуйте, дедушка!
— Воспитания вам привез!
Встаю и иду в палату… А дохтур за мной. Подхожу к больному; лап за тухляк:
— Перемените, потому негодящий!
Подхожу к другому: лап.
— Переменить!
А я новые тухляки привез…
Вношу хлеб, вношу яйца.
— Ешьте, товарищи ранятые!
А дохтур:
— Так нельзя, дедушка. Им по назначению есть полагается.
— Как, — говорю, — нельзя? Пусть едят и поправляются. Ешьте! Чтобы все при мне поели!
— Нет, — говорит дохтур, — так нельзя… Мы выдадим им сколько нужно.
— Ну, — говорю, — выдавайте. Только чтобы все до щепки им было выдано!
— Да не беспокойтесь.
Хороший дохтур был…
— А чего, — говорю, — дух у вас в лазурете тяжеловатый? Прибирать нужно!
Сразу же помыли, карбол-кислотой побрызгали…
— Вот это, — говорю, — так. Так и должно быть!
Ходят они за мной, слушаются.
"Шехпалка" я — ничего не попишешь.
Правду люблю. Разорву, если не по правде… Вот в Полтаву ходил, на суд, ходил за правду.
— Как же так?
— А так… Лесники обыск в селе делали… Все село трясли. Дерево, что ли, искали… Приходят ко мне:
— Здравствуйте, дед!
— Здравствуйте!
— Можно ли у вас обыск сделать?
— Почему же, можно, — говорю, — а из Манжелии, из района, у вас мандат на обыск есть?
— Нет.
— Так идите, — говорю, — откуда пришли!
Один ко мне… Замахивается.
А я его метлой.
Подали в Манжелию, в суд… Не берет ихняя.
Тогда они в Полтаву…
Приходит повестка… На суд в Полтаву. Я за палку, за торбу — и в Полтаву… Приходю… Сидю в суде. Когда вот?
— Матвей Деревянка!
— Тут, — говорю, — здесь я.
— Пожалуйте за решетку…
А там сбоку помост такой и решетка.
"Ну, — думаю, — заграбастали!.."
— У меня, — говорю, — и хлеба нет, а вы за решетку…
— Ничего, — говорят, — пожалуйте…
Стал я, на решетку оперся. Ничего. Стоит хорошо…
Сидят они: вот так — трое, так — один, а этак — один… Напротив них — я…
— Ну, — спрашивают, — отец, расскажите, как дело было.
— Да как было дело. Вот так и вот так дело было… Пришли, а я их послал.
— Как же вы их, отец, послали?
— А разве, — спрашиваю, — здесь можно сказать так, как я им сказал! Ничего мне за это не будет?
— Говорите чистую правду, как было.
— Идите вы, говорю, к… Так я их послал!
Они так и попадали.
— Ничего, — говорят, — отец. Посылать умеешь!
— Кто знает, — говорю, — умеет ли еще кто-нибудь так, как я умею.
— Ну, а вилами-тройчатками бил?
— Разве там написано "вилами"?
— Вилами!
— Брехня, — говорю, — метлой!
— Ну, — говорят, — садись, отец.
Ушли они в совещательную. Вышли.
— Идите, дедушка, домой! Напрасно они вас по судам таскают…
А я им:
— Как же я, — говорю, — пойду домой, если у меня и хлеба нет?
Тогда они:
— Нате вам эту, дедушка, бумажку, и идите в комфуз [3]. Там все вам дадут.
Дали они мне бумажку не больше этого пальца… Пошел я в тот комфуз и прямо к окошку… Вдруг один дядько из Ганновки:
— Чего это вы здесь, дед Матвей?
— Так и так, — говорю.
— Поедем, — говорит, — а то вы здесь три дня проходите. Видите, сколько здесь народа у окошка…
Забрал он меня.
Сплел я ему за это две корзины.
— За правдой не только в Полтаву пойду. Далековато Харьков… Вот бы мне рублей семь, я бы к Петровскому! К самому Петровскому!
— А чего, дед?
— Дела есть. Такие есть дела, что только к Петровскому. Ни к кому иному!.. Мне сказано, что Петровский — этот разберется…
— А что такое, дед?
— Дохтура нет, фершала нет… Разве это порядки?. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И стоит дед Матвей на стерне у пшеничных копен и вдаль куда-то смотрит…
Если приедет дед Матвей в Харьков и "загнет" где-нибудь, не составляйте на него протокол.
Шестьдесят пять лет над дедом Матвеем издевались, а теперь, когда правда показалась, хочет дед Матвей, чтобы была правда во всех узеньких щелях, чтобы на месте трудового пота крестьянского, что землю озерами покрыл, всюду чтобы правда цвела…
Везде и всюду!..
1925
Перевод И. Собчука.
[1] _Крашанка_ — яйцо.
[2] _Сборня_ — сельская управа.
[3] _Комфуз_ — комхоз.
Вот такая мать…
Жила да была себе в селе вдова старенькая, а у той вдовы старенькой да был себе сын удалец, молодой молодец…
Вдова себе жила да жила, до старости лет дожила, а неграмотность так и не ликвидировала.
— Куда уж нам? Пусть помоложе!..
И хотя была та вдова неграмотная, а любила, как муж ей вычитывал, бывало, о пришествии, или про Серафима Саровского, или про мироточивую голову чудотворную.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.