Эйла похожа на шарик ртутного серебра. Эйла похожа на весёлую птичку. Эйла похожа на пчёлку, с утра до вечера собирающую живительный нектар для своих братьев и сестёр. Последнее наиболее подходящее сравнение.
Много лет Эйла проработала медсестрой в больнице. Сейчас на пенсии.
С утра Эйла на ногах, с утра слышно её тихое пение у швейной машины. Когда устанет спина, а она болит у неё с каждым годом всё сильнее, Эйла пересаживается в уютное кресло, укрывает спину цветастым цыганским платком, который я подарил ей на семидесятилетие, и полулёжа начинает вязать…
Почти половину пенсии Эйла тратит на покупку бельевого полотна, различной материи, ниток, шерстяной пряжи. И шьёт, шьёт, шьёт. Простыни, пододеяльники, наволочки, платья, халаты. А вяжет она кофточки, свитеры, носки. И так уже четверть века. Всё, что сделали золотые руки Эйлы, уходило и уходит в Африку, в Югославию, в Карелию с грузом гуманитарной помощи.
— Сколько же получается в месяц или за год? — спрашиваю я.
— Ты знаешь, вначале мне тоже хотелось считать. А потом ночью как-то не спалось, и я стала думать — зачем я веду эту статистику? Кому это надо? Моему тщеславию! Надо, чтобы я где-то, когда-то, кому-то сказала: в 1981 году я пошила две тонны вещей, а в 1994-м — две с половиной. Нет, я давно уже не считаю. Сколько смогла — столько сделала…
А может Эйла много. Вся соседняя комната заполнена коробками с комплектами постельного белья. И коробки всё прибавляются и прибавляются. Потом их заберёт местная благотворительная организация АДА и повезёт в Петрозаводск.
Эйла Барк живёт в пригороде Турку, в небольшом городке Пииккио. Когда идёшь по улице, то почти все встречные улыбаются ей как старые друзья. Она заходит в магазин, быстро, привычно покупает молоко, хлеб, зелёный кочанный салат, корм для птичек. В дешёвой лавке, где продаются на вес лоскуты, обрезки различных тканей, остатки пряжи, она задерживается подолгу. Примеряет, прикидывает, что может выйти из этих остатков.
— Когда я подросла и достала подбородком край стола, мама, которая шила по вечерам, дала мне обрезок ситца размером с ладонь и сказала, что у хорошей хозяйки ничего не пропадает — ни лоскут ситца, ни лишняя варёная картофелина. Из того лоскута я впервые в жизни сшила платье своей кукле…
Когда я подросла, то сказала папе, он был сапожником: «Папа, уже вечер, пора отдыхать». Отец ответил мне: «Господь Бог дал мне руки, чтобы я работал, а не сидел без дела…»
…Весной дом Эйлы, стоящий в тихом переулке над спокойной речушкой, был весь в белом цветеньи яблонь.
— Радуйся, Эйла, яблок будет и тебе, и дочерям, и внучкам, — сказал я ей. Эйла загадочно улыбнулась. Позже я узнал, что два месяца она с внучкой Элиной варила повидло, почти всё оно ушло в детские дома Петрозаводска.
Эйла была в Петрозаводске много раз. Мы ездили с ней в Кижи, на водопад Кивач, в санаторий «Марциальные воды». Больше всего Эйла любит наш Музей изобразительных искусств. Её интересуют картины старых мастеров, написанные на библейские темы.
Все дни наши проходили в поездках, в походах. Вечерами Эйла вязала, положив на подушечку уставшие, отёкшие ноги.
В субботу Эйла ходила в адвентистскую церковь на Кукковке, где её знают и любят.