Соню сразу после техникума в Госбанк взяли инспектором-кредитником. Хорошо работала, хвалили. Я тоже пошла за ней в тот же техникум. Соня — строгая девушка. Учебники, книги — сложены стопочками по порядку. Вещи её — не трогать. Над кроватью написала девиз жизни: «Я — сильная!»
Поженились они. Жили как голубки. Иногда концерт домашний устраивали. Тогда весь наш большой дом сходился. Отец поднимался снизу. Мама Жени приходила, Ольга Алексеевна, врачом работала на лыжной фабрике. С отцом нашим шушукалась, родственные корни искала. У неё родня была в Паданах, у Ольги Алексеевны, а наш папа Владимир Максимович Тароев — олонецкий карел. Выучился, жили в Питере. Папа служил военным врачом в Первую мировую на германском фронте. Семейка у нас, таких нынче не бывает: три сестры, три брата. Женя выступал перед нами. Пел романсы, декламировал Пушкина и Апухтина. А как он свистел! Ничего подобного никогда больше не слыхивала. «Соловей мой онежский», — говорила Соня, и глаза её сияли, как чистый кристалл. И Женя глаз с неё не спускал. Знаю, что на руках носил. Говорил нам: «Читайте притчи царя Соломона. Там всё сказано о любви». А где эти притчи найти — не сказал. Библия тогда была под запретом.
Потом я уехала работать в Заонежье. Получаю письмо от Сони: «Не выходи замуж. Там ничего нет хорошего». Уехал от неё Женя. Мы утешали Соню как могли. Эдик родился. Родня не знала куда его посадить, какую конфетку купить. Соню не узнать. Лицо чёрное, глаза опущены долу, не разговаривает. Волосы вылезали пучками. Как пакля сделались и почти все седые. Потом война полыхнула. Подались мы в Киров. Хоть и на военном заводе работали с Соней, а жили голодно.
Вернулись в Петрозаводск в 1944 году. Прошло лето, другое. Как-то на улице встречаю Кузнецова. Он приезжал в наше Министерство культуры.
Прошло ещё несколько лет. Отправили меня в Сортавалу по делам. Гляжу, идёт Женя. Обнялись. Приехал он к матери в Видлицу, она там после войны врачом работала. Спросил, как Соня, и голос его вдруг изменился, сказал, что не может Сончу забыть. Сообщил, что начал посылать ей деньги. Спросил, как Эдик. Что ему подарить на день рождения? Я пожала плечами. Купил бутылку шампанского. Я потом её Соне отвезла.
Бывала я у них в Москве. Однажды приболела там у них. Плохо с сердцем стало. Он «скорую» вызывает. Те никак не едут. Он упрашивал их долго-долго. Потом стал ругаться. Они спрашивают: «А это кто звонит? Голос знакомый». — «Артист Евгений Кузнецов!» — «Так бы и сказали. Сейчас приедем».
Жили они на Огарёва. А потом дали им квартиру трёхкомнатную на Кутузовском проспекте. Выходит, заслужил. А Соня? Что Соня? Они любили друг друга. Почему Женя уехал? В Петрозаводске он бы ничего не добился. Кто хочет успеха, тому надо рваться в столицу.
— Москву надо уметь завоевать, — говорит мне Эдуард Евгеньевич. — Надо сверкнуть такой гранью таланта, какой нет ни у кого другого. У отца эта грань была. В юности её заметили. Первым, по-настоящему, его заметил и оценил Валентин Николаевич Плучек ещё в годы войны. Он был художественным руководителем ансамбля Северного флота и пригласил Кузнецова к себе. Не зря пригласил. С тех пор они подружились.
Отец писал нам письма в Киров. Фото прислал, где он с медалью. На обороте написал: «Дорогой сынок! Знай, что папка всегда о тебе помнит. Помни и ты о нём. Твой папа. 15.03.1943 г.»
Отец после войны продолжал служить в ансамбле, ходил в морской форме. Присвоили ему звание мичмана. Потом закружило его. Работал в театрах Вологды, Воронежа, Ростова, Владивостока. Во Владивостоке впервые снялся в кино, в фильме «Поезд идёт на Восток». Маленькая роль: он, морской офицер, встречает новичка, прибывшего служить на Тихоокеанский флот.
Около десяти лет отец работал в театре группы советских войск в ГДР. Оттуда возвращается в Москву. Сначала работал в «Современнике», а уж потом его взяли в знаменитый Театр сатиры. Пригласил всё тот же Плучек.
Я заезжал к отцу. Он принимал меня с радостью. Все вечера я в его театре. Какие спектакли, какие актёры! «Женитьба Фигаро», «Клоп», «Маленькие трагедии большого дома». А «Ревизор» с Мироновым и Менглетом!
Вечера все у отца заняты. То спектакль, то съёмка на телевидении. Он всё хотел взять меня на репетицию «Кабачка». Роль хоть и скромная, но интересная. Он — кабатчик, а юная пани Зося — артистка Шарыкина — его помощница.
Отец очень много снимался в кино. Как только успевал! У меня есть перечень всех фильмов, где он играл.
1956 год — «Урок истории», советско-болгарский фильм о Георгии Димитрове. 1958-й — «Солдатское сердце». 1959-й — «Золотой эшелон», фильм о том, как партизаны сумели предотвратить угон колчаковцами эшелона с золотым запасом России. Очень «урожайным» оказался 1967 год: «Тихая Одесса», «Майор Вихрь», «Путь в „Сатурн“», «Конец „Сатурна“», «Сильные духом». В 1968-м выходят фильмы «Годен к нестроевой», «Живой труп», в 1970-м — «Крушение империи».
Неплохая роль советского генерала была у отца в фильме «Бой после Победы». В знаменитом телефильме «Семнадцать мгновений весны» в первой серии отец играет немецкого генерала, шефа гестапо в Кракове. Его за сдачу города русским распекает Кальтенбруннер. Генерал волнуется, то и дело вытирает потный лоб. Этот генерал — Евгений Кузнецов.