Дарий Великий заслуживает большего - [52]
– Ты как?
– Нормально. Стараюсь держаться ради мамы.
Джаване кивнула.
– Когда умерла бабушка, отцу пришлось нелегко.
– Сочувствую.
– Спасибо. Мне порой ее не хватает.
Я шмыгнул носом, и Джаване выудила из черной сумки пару бумажных платочков.
Хотя она еще не закончила школу, это не мешало ей расхаживать с необъятной сумкой Настоящей Персидской Женщины, в которой открывался портал в другое измерение.
– Спасибо.
– Не за что. – Она посмотрела куда-то мне за спину. – Кажется, к тебе пришли.
– Да? – Я обернулся и увидел у входа в зал Лэндона, одетого с иголочки: черный костюм, белая рубашка, серый галстук.
Он выглядел безупречно.
– Привет.
– Привет, – сказал он и обнял меня, так что я на миг в нем растворился.
Но мы не поцеловались. Судя по всему, Лэндон пытался разобраться, по каким правилам стоит вести себя в окружении незнакомых персов.
Может, я и сам еще не разобрался.
Когда мы отстранились, я представил его Джаване:
– Это мой парень, Лэндон.
Она просияла и протянула ему руку.
– Джаване Эсфахани. Мы с Дарием ходим в одну школу.
Плечи Лэндона расслабились, и он ответил на рукопожатие:
– Приятно познакомиться.
– И мне. – Джаване окинула взглядом зал и на секунду вытаращила глаза. – О нет. Родители взялись помогать.
– А это плохо? – моргнул Лэндон.
– Они чемпионы мира по таарофу.
– Тогда действительно «о нет», – согласился я.
Лэндон проследил за нашими взглядами. Хотя я очень старался объяснить ему, что такое таароф – Главное Правило Этикета, которое регулирует межличностные отношения у персов, – Лэндон так до конца и не понял, в чем суть.
– Пожелай мне удачи. – Джаване сжала мою руку и поспешила к родителям, пока те не сорвали поминальную службу.
Лэндон заключил мои ладони в свои и внимательно на меня посмотрел.
– Ты стер лак, – заметил он.
С этим мне помогла бабушка. На поминальной церемонии жизнерадостно-бирюзовые ногти смотрелись неуместно.
Слишком по-гейски.
Я понял, что уже никогда не скажу Бабу о том, что я гей.
Теперь я мог только презирать себя за трусость.
– Думаю, случай не самый подходящий.
– Ты все равно хорошо выглядишь. – Он дотронулся до прядей, упавших мне на лоб. – Как ты, держишься?
– Да. Я в порядке.
Лэндон зачем-то поправил на мне рубашку, а я ощутил подспудное раздражение.
Доктор Хоуэлл говорил, что нормально испытывать подобные – негативные – эмоции, когда проживаешь горе.
Но я постарался ничем себя не выдать.
– Готов идти? – спросил Лэндон.
Я глубоко вздохнул.
– Да.
Самая уважаемая профессия у персов
Поминальная церемония была простой. Когда все наконец собрались (приехав на час позже, чем мы просили, поскольку в большом количестве персы предрасположены к опозданиям), мама прочитала молитву – сначала на английском, затем на фарси, а потом, запинаясь, на дари. После она начала рассказывать о жизни Ардешира Бахрами в Йезде: о том, как он родился в общине зороастрийцев, пошел в школу, открыл магазин, пережил революцию, стал отцом троих детей и дедушкой восьми внуков (и совсем чуть-чуть не успел стать прадедушкой). Мама говорила о том, каким Бабу был добрым, заботливым и щедрым. Как неизменно побеждал всех в «Грача». Как любил свой сад.
– Больше своего сада мой отец любил только свою жену, Фарибу. А больше жены любил только ее стряпню.
К тому времени в зале царило скорбное молчание, некоторые гости даже плакали. Но стоило маме пошутить, как атмосфера неуловимо изменилась. Все началось с пары смешков, сперва неловких, несмелых, но вскоре переросших в настоящий смех.
Сидевший за столом позади нас отец Джаване громко расхохотался. Он – как почти все собравшиеся мужчины – был одет в костюм.
Очевидно, я в очередной раз не сумел вычислить подходящий вариант Персидского Повседневного Стиля.
Мама вытерла слезы и улыбнулась.
– Хотела бы я, чтобы мама сегодня была здесь и готовила для нас. Но вместо нее будет «Кебаб-Хаус». Noosh-e joon[17]!
Бабушки встали, чтобы помочь в буфете. Я тоже поднялся и взял Лале за руку.
– Я могу что-нибудь сделать? – спросил Лэндон.
– Конечно.
Лале заправляла своей любимой хлебной станцией, Лэндон раскладывал по тарелкам рис, а я раздавал порции тахдига, который в «Кебаб-Хаусе» готовили с тонко нарезанными ломтиками картофеля на дне кастрюли.
Очередь двигалась медленно, поскольку гости не упускали возможность перекинуться парой слов – кто на фарси, кто на английском, а кто на двух языках сразу. Люди спорили, демонстрировали мастерство владения таарофом, делились новостями с друзьями, которых не видели с тех пор, как в последний раз заглядывали в ПКЦ.
Лэндон одарил меня изумленной улыбкой, когда две пожилые персидские дамы – я их узнал, но имен вспомнить так и не смог – остановились перед нами, споря о чем-то на фарси. Их резкие, пронзительные голоса звенели все громче, перекрывая шум толпы, как вдруг они замолчали и повернулись ко мне.
– Дариуш!
– Здравствуйте.
– Только посмотри на себя! Ты похудел.
– Хм.
У меня загорелись уши.
– А это кто? Твой друг из школы?
– Это мой парень. Лэндон, – сказал я.
Дама слева, с каштановыми волосами, собранными в замысловатый пучок, повернулась к своей подруге и спросила что-то на фарси.
Ее подруга – ростом повыше, волосы длинные, черные, в ушах богато украшенные золотые кольца – что-то ответила. Потом внимательно посмотрела на меня, на Лэндона – и что-то добавила. Наконец она сказала:
В отличие от своего тезки-царя Дарий вовсе не Великий. Он наполовину перс, но всю жизнь прожил в Портленде. В раннем возрасте Дарию диагностировали клиническую депрессию, и, несмотря на лечение, ему все еще сложно найти общий язык со сверстниками. Узнав, что его дедушка серьезно болен, Дарий вместе с семьей впервые отправляется в Иран. Там он знакомится с соседским мальчиком Сухрабом, дружба с которым навсегда меняет его жизнь.
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.
После смерти своей лучшей подруги Ингрид Кейтлин растеряна и не представляет, как пережить боль утраты. Она отгородилась от родных и друзей и с трудом понимает, как ей возвращаться в школу в новом учебном году. Но однажды Кейтлин находит под своей кроватью тайный дневник Ингрид, в котором та делилась переживаниями и чувствами в борьбе с тяжелой депрессией.
Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.
Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.
Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.