«Дар особенный»: художественный перевод в истории русской культуры - [93]
Ленинградская школа перевода зиждется на одинаковом уважении как к творческой индивидуальности переводимого писателя, так и ко вкусам и возможностям читателя. Это, естественно, имеет особое значение при обращении к литературе далекого прошлого. Переводя «стариков», Линецкая последовательно стремилась воссоздавать своеобразие и автора, и его времени средствами современного русского языка. В ее работах поражает умение, создавая русские версии произведений писателей Средневековья, Возрождения, классицизма, сохранять «свободное дыхание», при этом не осовременивая их. Это отчетливо проявилось, например, в ее работе над строгим, закованным в панцирь александрийским стихом Расина:
Как крупный мастер Линецкая с одинаковым вниманием относится к творческой индивидуальности любого из переводимых ею писателей. При этом очевидно, что собственный ее голос звучит громче в тех случаях, когда, говоря словами А. Моруа (сказанными по поводу авторов биографий), «тональность ее души» совпадает с тональностью переводимого автора. Особого смирения перед ним, как бы велик он ни был, в переводах Линецкой нет, но всегда заметно безграничное уважение к писателю, сколь бы ни мал был его вклад в мировую культуру.
Э.Л. Линецкая – одна из тех, кто заложил основы ленинградской школы перевода. Своим искусством она щедро делилась с другими, выступая как редактор переводов и как руководитель переводческого семинара. Об Эльге Львовне Линецкой, бескорыстно преданной не только своему «святому ремеслу», но и своим коллегам и ученикам, прошлым, настоящим и будущим, следует сказать особо. Автору этих строк посчастливилось узнать Эльгу Львовну и с этой стороны: переводы одного она неоднократно редактировала, другой в течение пяти лет посещал руководимый ею семинар стихотворного перевода.
Нередко, увы, приходится встречать титульных редакторов, которые ограничиваются лишь беглым ознакомлением с рукописью и несколькими поверхностными замечаниями. Эльге Львовне такое отношение было глубоко чуждо. Редакторские обязанности она выполняла, не жалея ни времени, ни сил, потому что выше всего ставила интересы дела – создание полноценного перевода. Она тщательно проверяла каждую фразу, строку, слово. И если найденное переводчиком решение ее не удовлетворяло, она не ограничивалась замечанием, но обязательно предлагала свое решение, свой вариант. Испещренная такими поправками рукопись возвращалась к переводчику. После этого наступал главный этап редактирования – совместное обсуждение правки. Переводчик отнюдь не обязан принимать все предложенные варианты. Иногда ему удавалось доказать правильность своего решения, а в большинстве случаев в результате спора и обоюдных усилий рождался третий вариант, который Эльга Львовна проверяла не только глазами, но и на слух и признавала его лучшим. Такая совместная работа весьма поучительна для переводчика, ибо он получает возможность приобщиться к творческому процессу искушенного мастера переводного дела.
На протяжении многих лет в ленинградском отделении Союза писателей была целая россыпь переводческих семинаров, прозаических и стихотворных, с английского, французского, немецкого, испанского, восточных языков. Когда с такими мастерами и учителями перевода, как Т.Г. Гнедич, И.А. Лихачев, А.М. Шадрин, А.А. Энгельке, городу, их соратникам по перу, ученикам, благодарным читателям пришлось проститься, семинар стихотворного перевода, который Эльга Львовна вела с 1955 года, оставался единственным.
За время работы семинара она воспитала десятки переводчиков с английского, французского, испанского и других языков, активно работающих ныне в области как стихотворного, так и прозаического перевода. Некоторые из них – И. Чежегова, А. Косс, В. Васильев, М. Квятковская, Л. Цывьян, М. Яснов – стали членами Союза писателей. Для многих поэтов-переводчиков семинар Эльги Львовны стал главным событием в их духовной жизни. Это не только и, быть может, даже не столько школа перевода, но также школа поэзии, духовности, мужества. Семинар, как правило, начинался вопросом Эльги Львовны: «Что же произошло за это время в вашей духовной жизни?» Затем обязательно кто-то из «семинаристов» или сама Линецкая читали стихи какого-нибудь русского поэта. В том числе читались поэты, в студенческие годы еще у многих, мягко говоря, не бывшие на слуху, такие как Каролина Павлова, Полонский, Случевский, А. Белый, Вагинов. Критика переводов в ходе обсуждения всегда была очень жесткой, суровой, нелицеприятной как со стороны членов семинара, так и со стороны самой Эльги Львовны, которая нередко говорила: «Смять и выбросить в корзину». Никакие разговоры об издательствах и публикациях и не предполагались. Школа Линецкой учит переводить только тогда, когда не переводить невозможно. Пока жива потребность переводить любимых поэтов «в стол», невзирая на издательские поветрия, заказы, договоры, у переводчика есть что сказать людям, даже если он еще не умеет это сказать. Так, «в стол» ею были переведены Ларошфуко и Паскаль, и лишь затем созрела идея их издания. А неизданные переводы из Эмили Дикинсон, к великой пользе и радости членов семинара, обсуждались на одном из его занятий. Все переводимые авторы должны быть отмечены «лица необщим выраженьем» – таков принцип, которому в меру своих сил следуют ученики Линецкой. Не должно быть общих переводческих приемов. Каждый писатель требует особого ключа, особого стиля, особой методики перевода. Эльга Львовна безжалостно расправлялась с серыми переводами, нейтрализующими, «проходными», но лишенными лица, безошибочно улавливая в работах своих учеников поиски легкого пути, «разоблачала» их. Одной из высших наград для «семинаристов» нескольких поколений были слова: «Это настоящая русская поэзия!» – или даже: «Вот это – настоящее!» Своим ученикам Эльга Львовна нередко говорила, что счастлива, если ей удалось за всю жизнь по-настоящему перевести хотя бы одну строчку, которая навсегда войдет в русскую литературу. Этого же она желала своим ученикам, к этому же советовала им стремиться.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.