Дар милосердия - [33]

— Моя прелестная маленькая учительница, — произнес он.

Кэти застыла, вцепившись руками в колени. Думая о любви, она всегда представляла себе залитые лунным светом сады и строки из Теннисона, и ситуация, в которой она сейчас оказалась, не имела с этим ничего общего.

— В чем дело? Ты холодна, как цементный раствор.

— Неужели?

— Кэти, посмотри на меня.

Она робко повернулась. В звездном свете лицо Тони выглядело неестественным, оно придвигалось все ближе, расплывалось… Внезапно ощущение неправильности всего происходящего стало невыносимым, и она отвернулась. Губы Тони едва успели коснуться ее щеки.

В его голосе послышалась злость:

— Не надо со мной играть, училка! Я этого не люблю.

Он сжал ее плечо, силой развернул к себе и вновь попытался поцеловать, но Кэти вывернулась, и его губы опять лишь скользнули по ее щеке. Дыхание Тони стало хриплым. Кэти оттолкнула мозолистую мужскую руку и отодвинулась, насколько позволяло узкое сиденье.

— Отвезите меня домой, милорд!

— Да кто ты такая, чтобы мне указывать?! — Его тон сделался резким и холодным.

— Я Кэти Грей.

— Кэти Грей, а ты знаешь, кто я?

— Энтони Мортарсон Шестой, милорд.

— И ты все равно настаиваешь, чтобы я отвез тебя домой?

— Да, милорд.

Он раскрыл было рот, но промолчал. Повернулся к панели управления и резко ткнул кнопки спуска и ускорения. Аэромобиль послушно рухнул вниз, набирая скорость и снижаясь до крейсерской высоты.

Ветер ревел в заслонках. Вскоре городские огни вновь превратились в тлеющие угольки на горизонте.

Тони не отвез ее домой, а высадил на шоссе — там, где подобрал.

— Вылезай! — рявкнул он, открывая дверь. — Не знаю, в каком мире ты живешь, но лучше тебе там и оставаться. В этом мире тебе делать нечего!

III

В любом обществе хватает диссидентов. Диссиденты Мортарсонвиля селились по окраинам и содержали маленькие фермы, несмотря на то, что в эпоху сельскохозяйственных корпораций вести частное хозяйство не имело смысла. И этого было достаточно, чтобы выделяться из общей массы.

Мортарсонвиль, как и большинство деревень, был, по сути, пригородом, ведь до городской черты можно было мигом добраться на быстром и маневренном аэромобиле. Землей же, по мнению жителей пригородов, нужно любоваться, а не возделывать.

Впрочем, фермерство было лишь мелким прегрешением мортарсонвильских диссидентов.

Ходили слухи, будто вечера они проводили за чтением книг, а кто-то даже устроил в своем сарае любительский театр. Также было известно, что они не верили в преимущество технических образовательных программ. Был и еще один факт, благодаря которому за ними окончательно утвердился статус еретиков и изгоев.

Они посылали своих детей в школу.

В понедельник Кэти проснулась рано. Она не чувствовала голода, но все же приготовила завтрак. Поковырявшись в яичнице с беконом, выпила кофе, помыла посуду, собрала небольшой ланч и отправилась на работу.

Стояло чудное майское утро, в траве искрилась роса, молодая листва кленов и вязов трепетала в нежном дыхании нового дня. В центре деревни из гаражей в синее небо взмывали аэромобили, унося своих хозяев на работу.

За однообразными фасадами жилищ устраивались поудобнее в своих телекомнатах домохозяйки, ожидая нового мультисенсорного сеанса. На лужайках правильной геометрической формы среди аккуратно подстриженных кустов дети вели воображаемые войны с исконными врагами цивилизации — индейцами и марсианами.

Путь к школе лежал через торговый центр. Продавцы отворачивались при виде Кэти, ранние покупатели поглядывали на нее с презрением. Обычно Кэти не обращала на них внимания, но сегодня впервые в жизни устыдилась своих босых ног.

Она миновала здание Ассоциации Строителей, которое казалось еще суровее, чем всегда. Опустив голову, она шла по территории местного Технологического института, стараясь не замечать ни сверкающего современного здания, ни студентов, не обремененных книгами, которые прогуливались по извилистым пешеходным дорожкам. Наконец, свернула в пустынный переулок, ведущий прямиком к школе.

Зданию школы было более двухсот лет, но, к счастью, строили его на совесть. Фундамент оставался прочным, а стены крепкими, и, несмотря на разбитые окна и неработающее отопление, в теплые месяцы, а при необходимости и зимой, здание верой и правдой служило делу просвещения.

Все девять учеников уже ждали Кэти, сидя за древними партами. Класс, где проходили уроки, сохранился лучше остальных, а окна, выходящие на южную сторону, решали проблему с освещением. В классе было две доски, обе в хорошем состоянии, а над столом Кэти на заплесневелой стене висел еще неплохо узнаваемый портрет Чарльза Уильяма Элиота[13].

Кэти гордилась своими учениками. Она была счастлива учить их и каждую неделю получать от их родителей небольшую плату. Каждое утро, входя в класс, она радовалась, видя их сияющие лица и ясные пытливые глаза.

Однако сегодня Кэти почему-то не испытывала гордости. В лица учеников смотрела равнодушно, а серые холодные стены, казалось, прогоняли тепло, всегда наполнявшее ее, когда она прикасалась к старым книгам. Без всякого энтузиазма раскрыв один из своих бесценных томов, она начала урок, но вдруг Нора, младшая из учеников, закричала: