Дар любви - [34]

Улла смотрела на море.

— А какой смысл? Мы с тобой по-разному смотрим на вещи.

— Милая, — сказал он, — мы разошлись во мнениях из-за подарка. Неужели такой пустяк может нас поссорить?

— Ты три дня вел себя так, словно меня не существует. По-твоему, это пустяк? — Лицо Уллы было таким грустным, что Поль сам чуть не заплакал. — В субботу у меня был повод злиться на тебя. Да, я наговорила лишнего, но ты не захотел меня простить. Наоборот, продолжал наказывать. Знаешь, как мне было больно?

— Теперь знаю. Чтобы понять это, достаточно посмотреть тебе в глаза. — Поль взял ее за руку. — Улла, я совершил ошибку, но с удовольствием исправлю ее, если ты дашь мне такую возможность.

Она отвела взгляд.

— Ну пожалуйста! Мы ведь многого достигли! Ты изменила всю мою жизнь. Я несколько лет не был так счастлив, как в эти две недели. Если хочешь, выброси эти несчастные платья, но не выбрасывай с ними и нас.

Улла признала свое поражение и вздохнула.

— Тебе трудно отказать.

— Значит, я прощен?

— Ладно, так и быть. Но чтобы это было в последний раз. — Хотя тон Уллы был притворно строгим, на ее губах уже играла улыбка.

— Что я могу сказать? Я наполовину испанец, и проглотить мужскую гордость мне нелегко. Спроси кого хочешь. — Поль прибег к запрещенному приему и посмотрел на нее сквозь ресницы. — На такое способна только ты. Если ты уйдешь от меня, я так и останусь безнадежным испанским мачо.

Улла попыталась сдержать смех, но из этого ничего не вышло. Поняв, что отношения восстановлены, Поль возликовал.

— Наполовину испанец! А мавританской крови в тебе случайно нет?

— Согласен на все. Только не ставь крест на наших отношениях.

— Я не хочу ссориться с тобой, Поль, — серьезно сказала она.

— И я тоже, — пробормотал он. — Куда лучше заниматься любовью. Может, плюнем на театр и убедим хозяина сдать нам комнату на ночь?

— О нет! Как тебе не стыдно предлагать такое!

— Тогда давай пораньше закончим обед и немного побудем вдвоем перед возвращением в город. Я делом докажу, что соскучился по тебе. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— По-моему, отличная мысль. Ладно, давай.

Но на самом деле мысль оказалась хуже некуда. Они были в машине одни, на дороге никого не было, все вокруг окутала темнота, но снова держать ее в объятиях, вдыхать запах ее волос, чувствовать тепло кожи, смаковать вкус ее губ и довольствоваться лишь этим было хуже всякой пытки. Рука Поля нашла разрез в юбке и погладила стройное бедро.

— Нет, Поль, — прошептала она. Дрожь, сотрясавшая ее тело, говорила о том, что она готова уступить искушению. — Не здесь. И не сейчас.

Спорить не имело смысла: она абсолютно права. Пренебречь встречей с Анфревилями нельзя. Пока Улла поправляла платье и прическу и восстанавливала грим, Поль выбрался из машины и подошел к краю обрыва, пытаясь справиться с тянущей болью в паху.

Это было нелегко. Даже сейчас, когда они пробирались сквозь толпу у входа в театр, воспоминание о том, как Улла прижимала к губам тюбик с помадой, продолжало возбуждать Поля.

Жаклин Анфревиль, не догадывавшаяся об этом, обняла его, а затем поцеловала Уллу в обе щеки.

— Как я рада снова видеть вас обоих! Надеюсь, вам понравится шоу. Мюзик-холл у нас замечательный. Чаще ездит по всему миру с гастролями, чем бывает на острове.

— Я уверена, что понравится, — пробормотала Улла, на которую произвело сильное впечатление старомодное убранство театра, заставлявшее вспомнить Париж конца девятнадцатого века.

— Да уж. — Жаклин взяла ее за руку и повела в зал. — Театр был построен в начале двадцатого века по образцу Гранд-опера. Если хотите, потом мы устроим для вас экскурсию, но пока что лучше пройти в нашу ложу.

Поль видел, что Улла была ошеломлена пышным интерьером. В этом не было ничего странного. Театр производил впечатление даже на него, бывшего здесь сотни раз. Чего стоил один расписной купол, не говоря о резных позолоченных ложах, проходах, устланных красными ковровыми дорожками, и креслах, обитых зеленым плюшем.

Анфревили действительно были людьми светскими: в задней части ложи стоял стол, на котором красовалась бутылка «Дом Периньона».

— Хорошее шампанское музыке только на пользу, — заметил Шарль, наполнив четыре бокала и раздав их.

Свет погас, в зале наступила тишина, и оркестр начал играть с таким искусством и вдохновением, что прослезился бы сам маэстро фон Караян. Вскоре поднялся занавес, и началось яркое шоу. Сольные и массовые номера сменяли друг друга, танец чередовался с вокалом. Над головами артисток реяли пышные белые перья.

Все три часа Улла не сводила глаз со сцены, а Поль не сводил глаз с нее. Она подалась вперед, прижала руки к груди и закусила нижнюю губу. Ее грудь, обтянутая черными кружевами, вздымалась и опадала, белая кожа светилась в полумраке как жемчуг.

Ее бокал остался нетронутым. Хотя Улла сидела так близко, что до нее можно было дотронуться, в мыслях она была далеко от Мартиники.

Когда занавес опустился, она встала и неистово захлопала.

Внезапно Улла почувствовала, что за ней наблюдают, и обернулась. Когда их взгляды встретились, шумная, нарядная толпа тут же исчезла и они остались одни на всем свете. В этот момент Поль окончательно и бесповоротно понял, что хочет прожить с ней всю жизнь.