Данбар - [9]

— А я уже бывала здесь? — вопросила миссис Хэррод с пронзительной тоской.

Данбар бросился от нее прочь, даже не пытаясь ответить.

— Питер! — позвал он, пробираясь между столами к пожарному выходу.

— А, старичок, вот и вы! — обернулся Питер и изготовился ткнуть Данбара кулаком в плечо.

— Мы тут умрем или сначала куда-то поедем? — спросил тот.

— Мы сначала кое-куда поедем, — сообщил Питер, незамедлительно входя в роль. — В паб в Уиндермире, или Грасмире, или Баттермире, или Миармире. Но я не буду вдаваться в подробности. Мое знание местной географии довольно шатко, но благодаря моему неукротимому желанию его углубить Вордсворт рядом со мной покажется ленивым домоседом. Захватим наши пальто и шарфы и обведем наших тюремщиков вокруг пальца — сбежим отсюда через кухню!

— Через кухню? — переспросил Данбар, едва поспевая за Питером, который быстрым шагом пересекал мощенный кафельной плиткой холл.

— Просто ведите себя естественно, — заметил Питер с шутовской ажитацией, но при этом оставаясь с каменным лицом, отчего Данбар сразу занервничал.

Они нашли свои пальто на пронумерованных крючках общей вешалки. Огромное черное пальто Данбара, слишком тяжелое, чтобы он смог его перебросить через руку, с двумя рядами пуговиц и меховым воротником, резко контрастировало с короткой непромокаемой курткой Питера на гортексной подкладке и на молнии. Пока Данбар накручивал шарф — несколько ярдов кремового кашемира, — Питер быстро обмотал свою шею клетчатой «арафаткой».

— Наш путь лежит через кухню, — театрально продекламировал Питер. — Гэрри, сей гений универсального соуса, уснащающего каждое наше блюдо, будь то рыба или птица, без разницы, не говоря уж о крем-супе, в котором, при слепой дегустации, никто не отличит горошек ни от моркови, ни от порея, — так вот, мой досточтимый друг Гэрри дозволяет мне выскальзывать сквозь кухню наружу и выкуривать запретную сигарету. Просто ведите себя естественно! — взволнованно шепнул он.

— Прошу тебя, перестань это повторять, это меня нервирует! — заметил Данбар.

— А что меня нервирует, так это наличные! — сказал Питер. — Содержимое моего бумажника конфисковали — сие изъятие входило в мой курс лечения. Недолечения, — снова перешел на театральную декламацию Питер, — которое было замаскировано под лечение недуга.

— И у меня тоже нет наличных, — сообщил Данбар, — и все мои карты аннулированы.

— Как! — испуганно вскричал Питер. — Но вы же мультимиллиардер! Я и не ждал, что у вас найдется капкан для кроликов, чтобы мы могли питаться дарами земли, или дельтаплан, чтобы мы могли улететь подальше от этого ада, с его лужей, притворяющейся озером, и приземлиться на мощеную улицу в приозерной деревушке, где полным-полно живописных пабов, но я очень рассчитывал на вашу наличность!

— Есть у меня одна карта, — признался Данбар с плохо скрываемым возбуждением. — О ней эти сучьи воровки понятия не имеют — она привязана к швейцарскому счету!

— О, швейцарский счет! — подпрыгнув, воскликнул Питер. — И какой там лимит?

— Нет никакого лимита, — ответил Данбар, вдруг чего-то испугавшись.

— Безлимитный счет!

— Прошу тебя, перестань! — взмолился Данбар.

— Мы можем нанять лимузин, — мечтательно заявил Питер, обнимая Данбара и подводя его к кухонным дверям, — и уехать из этого национального парка ко всем чертям! Мы можем поехать в Лондон. Мы можем отправиться в Рим и пить «негрони»[7] среди знаменитых на весь мир руин!

— Я не хочу никаких руин! — отрезал Данбар, и его голос обрел привычную властность. — Я хочу вернуть свою империю!

— Ну, конечно, хотите! — Все еще обнимая Данбара за плечо, Питер переступил порог кухни. — И вы ее получите!

— Привет, Питер! — воскликнул Гэрри.

— Маэстро! — просиял Питер и обратился к Данбару: — Встречайте Эскофье[8] Озерного края!

— Пришел подымить? — поинтересовался Гэрри, соскребая со сковороды на серебряное блюдо дрожащие кирпичики омлета.

— Пытаюсь покончить с пагубной привычкой, но привычка покончит со мной быстрее! — отозвался Питер.

— Ну, тогда ладно, — заметил Гэрри. — Но сначала изобрази Орсона Уэллса!

— Орсона Уэллса? — переспросил Питер, идеально копируя манеру речи своего персонажа. — Я не понимаю, что вы имеете в виду! — Он сделал два нетвердых шага назад, огляделся по сторонам, словно полагал, что великий актер где-то рядом, потом тяжело привалился к столу из нержавеющей стали.

— Только не спрашивай, что я хочу поесть, — продолжал он, имитируя характерные интонации орсон-уэллсовского Отелло, в которых мастерски соединились нежность любви и жажда мести. — Ведь тебе известно, что мне предписано есть! — Он сделал паузу и крикнул, вложив в крик всю горечь своего горя: — Рыбу на гриле![9]

— Рыбу на гриле, — усмехнулся Гэрри. — Он всегда знает, чем меня уесть!

— Орсону не разрешили бы насладиться одним из твоих восхитительных соусов, — заметил Питер, — потому что он сидел на диете. Это была цитата из его разговора с официантом ресторана в Лос-Анджелесе, где он обедал с Гором Видалом.

— Выходит, это кусок истории! — заметил Гэрри.

— Я расскажу тебе маленький секрет, Гэрри: все является историей! И в тот момент, когда ты это поймешь, ты тоже станешь историей. Сей знаменитый самозванец — «настоящее» — исчезает в когнитивном провале. Осторожно: провал! — крикнул Питер, точно кондуктор, предупреждающий пассажиров, что двери поезда закрываются.