Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [47]

Шрифт
Интервал

Среди петербургскихъ евреевъ у меня не было ни одной знакомой семьи. Печально и одиноко проводилъ я первыя недѣли пребыванія въ столицѣ. Университетскія лекціи все больше меня разочаровывали, но я себѣ не позволялъ пропускать ихъ. Слушателей на курсѣ было свыше 700; евреи въ общей массѣ терялись. Евреевъ, пока былъ открытъ еще доступъ для нихъ въ Военно-Хирургическую Академію, въ Петербургскій Университетъ, не имѣвшій медицинскаго факультета, поступало немного; громадное большинство евреевъ, поступавшихъ въ высшія учебныя заведенія, избирали медицинскіе факультеты въ провинціи, и поэтому въ Петербургскомъ Университетѣ были лишь немногіе изъ Виленскаго учебнаго округа, и немногіе окончившіе гимназію въ самомъ Петербургѣ. Изъ послѣднихъ на моемъ курсѣ юридическаго факультета не было ни одного. Вообще ни одного изъ товарищей евреевъ по курсу я не зналъ въ первое время. Они не имѣли особаго мѣста для встрѣчъ, они смѣшивались съ общей массой студентовъ. Всѣ были чужіе другъ другу, только постепенно завязывались знакомства, и то не по аудиторіямъ и не въ библіотекахъ, гдѣ мало работали, а на вечеринкахъ, которыя зимою устраивались отдѣльными кружками. Землячествъ національныхъ или областныхъ при мнѣ еще не было.

Послѣ долгихъ ожиданій результата отъ публикацій о готовности моей быть репетиторомъ или учителемъ я, наконецъ, получилъ урокъ по 20 руб. въ мѣсяцъ. Это меня ободрило. Случай помогъ мнѣ поселиться, въ интересахъ экономіи, въ одной комнатѣ со студентомъ технологомъ, Венгеровымъ; онъ оказался братомъ жены Я. Г. Розенфельда, редактора «Разсвѣта». Я сталъ бывать у Розенфельда и познакомился съ редакціей «Разсвѣта», — той газеты, которую я такъ жадно читалъ, будучи гимназистомъ 8-го класса.

Есть еврейская притча: одинъ мудрецъ на вопросъ, чѣмъ отличается гора отъ великаго человѣка, отвѣтилъ: «Чѣмъ больше приближаешься къ горѣ, тѣмъ она становится все выше, тогда какъ, приближаясь къ великому человѣку, замѣчаешь, что онъ становится все меньше».

Редакторъ газеты вообще, еврейской газеты «Разсвѣтъ» въ частности, казался мнѣ въ моемъ гимназическомъ воображеніи великаномъ мысли, энергіи, иниціативы, — кипучимъ источникомъ, откуда исходятъ струи едва сдерживаемаго, разливающагося по всей землѣ негодованія противъ еврейскаго безправія. Редакторъ «Разсвѣта», присяжный повѣренный Я. Г. Розенфельдъ, переселившійся въ Петербургъ изъ Минска, этими, казавшимися мнѣ необходимыми свойствами «редактора» — ни величіемъ ума, ни кипучестью энергіи — не обладалъ. Правда, это былъ глубоко симпатичный, пріятный и образованный человѣкъ, съ прекрасной душой, всецѣло преданный еврейскому народу. Я не помню его статей, и у меня не осталось въ памяти никакихъ впечатлѣній относительно его публицистическихъ дарованій. Едва ли онъ былъ и умѣлымъ организаторомъ. Редакцію составлялъ кружокъ молодыхъ тогда, талантливыхъ людей; фактическое управленіе дѣломъ находилось въ рукахъ знатока еврейства, человѣка исключительно даровитаго и всѣмъ своимъ сердцемъ еврея, студента Института Инженеровъ Путей Сообщенія С. А. Танненбаума. Впослѣдствіи онъ сталъ редакторомъ техническаго офиціальнаго органа министерства путей сообщенія, въ которое онъ былъ принятъ на службу въ ту эпоху, когда самый доступъ въ Институтъ Инженеровъ былъ сначала крайне затрудненъ, а вскорѣ и совершенно закрытъ; когда евреевъ уже совсѣмъ не принимали на службу по министерству путей сосбщенія, и по желѣзнымъ дорогамъ не только правительственнымъ, но и частнымъ: даже по такимъ, въ правленіяхъ коихъ предсѣдательствовали евреи. Этотъ остракизмъ, кстати, былъ своеобразнымъ отвѣтомъ правительства Александра III на то, что желѣзнодорожное строительство въ Россіи было столько обязано своимъ развитіемъ иниціативѣ евреевъ — Полякова, Кроненберга и Варшавскаго.

«Разсвѣтъ» выпускался при неустанномъ участіи Танненбаума; большая часть передовыхъ статей безъ подписи принадлежала его перу. Онъ обладалъ недюжинными публицистическими дарованіями, и если бы онъ не смѣнилъ профессію журналиста на служебную карьеру, въ качествѣ инженера, несомнѣнно занялъ бы какъ публицистъ выдающееся положеніе въ печати. Во всѣ дѣла редакціи въ то время, когда я ближе познакомился съ ея составомъ и съ ея внутренней организаціей, усиленно вмѣшивалась жена редактора, Л. М. Розенфельдъ, — женщина съ большой энергіей, подавлявшею невеликую энергію ея мужа, самого редактора, — женщина очень неглупая, но нѣсколько своенравная. Это вмѣшательство, которое устранить Розенфельдъ не умѣлъ, дѣйствовало неблагопріятно на дѣла «Разсвѣта» и приводило къ столкновеніямъ, имѣвшимъ вредное вліяніе на судьбу газеты. Одно такое столкновеніе привело къ уходу изъ состава сотрудниковъ старика Г. И. Богрова, автора знаменитыхъ, имѣвшихъ заслуженный большой успѣхъ, «Записокъ Еврея» и другихъ произведеній, сдѣлавшихъ его чрезвычайно популярнымъ у еврейскихъ читателей. Въ это время въ «Разсвѣтѣ» печатался его романъ «Накипь Вѣка». Я, по молодости лѣтъ и по неумѣнію отказать въ просьбѣ г-жѣ Розенфельдъ, принялъ по ея порученію участіе въ попыткѣ уладить недоразумѣніе между нею и Богровымъ.


Еще от автора Генрих Борисович Слиозберг
Джон Говард. Его жизнь и общественно-филантропическая деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рекомендуем почитать
Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.


Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.


Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.